Теперь шиш вам, надо идти, осматривать и писать протоколы по всей форме. И Павла Нестеровича придется вызывать. Жаль его, он тоже в последнее время замотался по делу о членовредительстве и зверском убиении наследниками родного дяди, известного скотопромышленника Шаманаева. Наследники сейчас бредут по этапу, а Павел Нестерович… куда бумажка‑то запропастилась? Ага, вот… Английский проспект, дом тайного советника Язвицкого, квартира приват–доцента Франка.
Медянников крикнул молодого, но нерасторопного Батько, дал ему подзатыльник, чтобы проснулся, и два адреса — Франка и владельца аптеки Певзнера. Руки в ноги — и пулей туда–сюда. А сам надел драповое пальто с воротником из сизых смушек, всунул ноги в глубокие калоши и в сопровождении двух городовых не спеша поехал в аптеку. Дело будет долгое и новое — со взрывами Евграфий Петрович дела не имел. А нового он всегда опасался и потому не любил.
* * *
Чтобы не привлекать внимания, надо разделиться и лечь на дно согласно указаниям Топаза. Зашли в харчевню, спросили графин водки и закуску. Пока Туз и Чухна жадно пили и ели, Топаз поделил наличные. Получилось негусто: аптекарь в кассе много не держал. Вся надежда была на морфий.
— Сколько времени нужно, чтобы толкнуть? — Топаз доверял Викентьеву денежное дело. Руки в крови, повязан по уши да и показал себя молодцом. Хладнокровен, а это Топаз любил. И не жадный, сидит не пьет и не ест, не то что эти обалдуи.
— Неделя, две…
— Чего не ешь?
— Неохота.
— Тогда выпей. Иль компания неподходящая?
Викентьев, морщась, выпил рюмку плохой водки, кинул в рот кусочек говяжьей печени. Мари готовит прекрасно, сейчас он отужинает не как свинья, а по–барски, за красиво накрытым столом, с шампанским и прочими онерами… на десерт бешеная страсть Мари… Викентьев блаженно потянулся до хруста в костях и взялся за саквояж:
— Пойду.
— Куда? К своей?
Викентьев, кивнув, накинул пальто и вышел не прощаясь. Топаз посмотрел ему вслед, выждал и велел Тузу:
— Проследи.
Туз огорчился, быстро заглотил две рюмки подряд и, получив от Топаза резкий тычок, озираясь выскочил на улицу. А Топаз исчез через кухню, оставив весьма довольного Чухну наедине с ополовиненным графином и едой. Давно Чухне так не везло.
* * *
В гостиной погасили свет, детей отправили спать, а посреди стола поставили стеклянную чашу для новогоднего пунша. Поверх чаши на решетке лежала сахарная голова, которую Франк щедро поливал ромом. Пока он священнодействовал, гости делились прогнозами на будущее тысячелетие:
- …Конец света состоится в полдень 19 августа! Это совершенно точный научный факт, господа… Комета!.. В часовне Ксении блаженной по ночам мерцание, двое уже прозрели!.. Враки? Это очень большая комета — девять километров в поперечнике, у меня тесть астроном, из первых рук… Профессор Преображенский просто развел руками — чудо! Все видят!.. Чепуха! Чудес не бывает… Боголепов лютует, сто девяносто студентов в солдаты забрили! Позор на всю Европу… Вот вам и комета! У наследника гемофилия… печально… Габсбурги!
— Господа, господа! Внимание! — Франк чиркнул каминной спичкой. — Сейчас я зажгу ром…
— И не жалко?
— Жалко! Но что поделаешь! И пока он горит, по кругу ваши пожелания следующему веку!
— И они сбудутся? — Нинина наивность вызвала общий смех.
— Всенепременно.
Франк поднес спичку к сахарной голове, и та обросла спиртовым пламенем. Лица озарились мистическим синим светом.
— Свободы! Процветания России! Боголепова в отставку! — Раздался одобряющий смех. — Новую голову царю–батюшке! Зарплату приват–доцентам повысить! — Снова прошли смешки. — Здоровья! Черту оседлости к черту! Браво! Денег! Кильце ковбаски на кажный динь! Богатую невесту!
— Счастья и любви…
Все обернулись на Нину, и она зарделась от смущения. Франк погрозил перстом Путиловскому:
— Пьеро, ты промолчал!
И в это время в гостиную быстро вошла служанка.
— К Павлу Нестеровичу городовой пришли!
В прихожей здоровенный Батько ел глазами начальство:
— Так что, ваше превосходительство, велено доставить вас в аптеку, которая на Гороховой!
— А что там, братец, произошло?
— Не могу знать!
Пока горничная подавала пальто, Путиловский взглядом искал невесту. Встревоженная Нина вышла в прихожую.
— Вызывают в департамент. Я дежурный. Не волнуйся. Если к утру не приеду… ты полюбила следователя. Вот такая жизнь.
— Там ничего страшного?
— Ну что ты? Новый год! Кто‑то кому‑то дал по физиономии…
Путиловский сделал «гадкое» официальное лицо — Нина такое ужасно не любила! — и поцеловал ее чопорным «жениховским поцелуем». Нина засмеялась и перекрестила Павла.
* * *
Мария Игнациевна проснулась внезапно. Яцек безмятежно спал в ногах. Она прислушалась — тишина. Не пришел. И тут раздался уверенный стук в дверь. Господи, это он! Решимость не открывать мгновенно куда‑то исчезла.
— Иду, иду! — закричала она, наспех меняя фланелевую сорочку на роскошный кружевной пеньюар. Накинув шаль, подбежала к двери. — Кто там?
— Мари, это я, — раздался знакомый и родной голос Алекса.
Сердце вдруг застучало сильно и часто. Открыв дверь, Максимовская с большим усилием изобразила на лице оскорбленную невинность.
— Пан обещал прийти в десять, — холодно отстранилась она от поцелуя.
— С Новым годом, милая!
Не обращая внимания на ее обиженный вид, Викентьев привлек Мари к себе и поцеловал в губы. Сердце у Максимовской застучало еще сильнее. «Мой, мой!$1 — подумала она. Викентьев тем временем снял пальто.
— Мари, я работал как каторжный… Ты не рада мне?
— Пан опять врет.
— Если бы я знал, чем все это обернется! — На глазах Викентьева показались крупные слезы. — Тогда мне лучше уйти. Скажи — и я сгину!
— Не паясничай, Алекс. Я устала… я тебе не верю.
— Ты мне не веришь? Я люблю тебя.
С этими словами он силой притянул к себе Максимовскую и стал нежно ее целовать. Та мгновенно впала в полуобморочное состояние.
— Матка бозка… что ты со мной творишь… — Она встряхнула головой, избавляясь от наваждения. — Мой руки и в столовую! Гусь наверняка остыл!
Викентьев скинул калоши, снял пиджак и повесил на плечики. Его лицо исказилось радостной гримасой, он коротко засвистел, сжал руки в кулаки и исполнил короткий танец счастья. Затем вошел в столовую, налил рюмку водки, замер на несколько мгновений и выпил не закусывая.