Стоя позади всех, он занялся своим любимым делом — праздными мечтаниями, которым предавался всюду и везде, даже ведя наблюдение за подозрительными элементами. Ежели элементом была красивая женщина, он мечтал о законной связи с нею. Если она была некрасива, мечтал о связи незаконной и короткой. Глядя на мужчину, мечтал о таком же сюртуке, или трости, или трубке. Или просто о такой фигуре, которая должна у него вырасти сама собой. Чудом.
Вот вчера он пошел за супружеской парой, проживающей в гостинице «Франция». Он — англичанин, она — из кафешантанных певиц. Пошел просто так, по наитию, уж больно шикарно смотрелись оба. Шел за ними и мечтал: вот женюсь, возьму девицу из благородных, с хорошим приданым, приоденусь на женины денежки, ее тоже одену чинно-благородно и буду гулять с нею. А она глазищами туда-сюда зырк-зырк! А потом возьмет и поцелует его прилюдно. Вот как этот англичанин с супругою. А товарищи, фланирующие на дежурстве, рот раззявят и скажут: «Ну, Правдюк! Ну, молодца! Ишь какую цацу-ярочку отхватил!»
Тут все обернулись и стали на него глазеть. Правдюк не понял, а потом покрылся смертельным потом: никак опять конфуз в одежде? Ме-дянников схватил его за руку, вытолкал из строя и зашипел:
— Иди, дурень! Иди! Медаль тебе дают! — и проорал министру: — Вот он, ваше высокопревосходительство!
Вытолканный взашей Фрол Псоевич пошел по инерции ровно туда, куда пхнул его Медянников. Он шел, шел да и уперся в министра внутренних дел. От такого поворота Правдюк окончательно потерял разум. В покинутую голову разум вернулся лишь после того, как министр взялся за правую ладонь филера, долго мял ее, говоря при этом какие-то непонятные фразы, и в завершение всего прицепил на грудь медаль «За усердие», а в ладонь сунул конверт с наградными.
Плеве взял маленькое лицо Правдюка в обе руки, поцеловал его в губы, щекоча своими густыми усами, одобряюще похлопал по плечу, развернул и сообщил телу награжденного толчок, обратный медянниковскому, отчего ошалевший медаленосец вдруг очутился на прежнем месте в строю сослуживцев, но уже не как пария, а как полноправный герой, ровня, а может, даже и повыше самого Евграфия Петровича.
Когда улыбающаяся толпа сотрудников (все уже знали историю про «японских» шпионов) рассосалась по служебным кабинетам и закоулкам, Медянников расстроенно проинформировал Путиловского:
— Я утром этих китаез на Апрашке повстречал. Живые, здоровые, улыбаются, как ни в чем не бывало. Какие ж они после этого шпионы?! Мать их с косами!
Путиловский улыбнулся:
— В шпионской практике есть такое понятие — двойной агент. Это когда человек вроде бы работает на одну разведку, а на самом деле он притворяется и работает на другую. Скорее всего, их перевербовали. Но мы об этом не узнаем.
— А кто знает, что они притворяются? — резонно спросил Медянников. — У меня тут один каторжник притворялся, крестился на образа, что всю правду мне открыл. А я от других узнал, что он меня за фуфлыжника держит!
— И что с ним стало? — полюбопытствовал Путиловский.
— Пропал! Как в воду канул! — пожал плечами Евграфий Петрович, и Путиловский нутром почувствовал, что каторжник действительно сгинул в воде, но догадки своей не выказал.
— Кстати, что там у нашего Ивана Карловича? — вскользь спросил он, вспомнив, с каким отсутствующим взором Берг покинул его дом.
— Непонятно. Что-то дамочка темнит, какие-то предложения тайные Бергу делает. А тот с лица спал и думает.
— А именно?
— Дескать, хорошо бы, чтобы барон того... А что того — на ухо шепчет. Не слышно. Чует мое сердце, подговаривает Ваню мужа убить! — с библейской простотой заявил Медянников, точно это было житейски незамысловатое, дело и по всему Петербургу каждый день не менее сотни супружниц отправляли своих благоверных на тот свет. — Все эти дамочки одного поля ягоды! Вот если бы такое устройство сделать, чтобы человека издалека слыхать было, вот хорошо бы стало, — расфантазировался Медянников. — Сидишь себе на службе и слушаешь в оба уха!
— Это уже по Берговой части! — рассмеялся Путиловский, представив себе гигантский телефонный аппарат в пол комнаты. И пошел к главе Особого отдела выспросить о свежих террористических планах, которые каждое утро ложатся на стол Ратаеву. По крайней мере, он так утверждал. Кстати, не забыть: вечером они с Франком идут знакомиться с Карсавиной.
Тем временем Берг, подозреваемый в вольнодумии, сидел за своим рабочим столом и в который раз помышлял о самоубийстве. Видно, у него такая несчастливая натура: за что ни возьмется — все доходит до жизненного абсурда и мировой меланхолии. Наверное, он родился под несчастливой звездой. Дальше так жить невозможно. Выполнить желания Лидии никак нельзя, но и без нее он тоже прожить не в силах. Остается почетная смерть от пороха и свинца. Да, никто не будет плакать на его могиле, никто не оросит слезами свежий зеленый дерн.
Мысль про дерн показалась ему очень симпатичной. Он даже написал на бумаге строчку: «Могильный дерн никто не оросит слезами...» Прочитал и восхитился: это же стихотворение! Пусть короткое, но талант виден явно. Здесь и свежий образ, и дерн тоже свежий. Подумал и переписал: «Могильный свежий дерн никто не оросит слезами...» Тютчев, ей-богу, Тютчев! Или даже еще лучше. Если подобрать музыку, то получится недурной романс.
Тут Иван Карлович вспомнил, что не умеет играть на музыкальных инструментах и не знает нотной грамоты, и огорчился еще сильнее. Даже здесь он в проигрыше: только открылся талант, а дальше просто нет никакой дороги. Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит... Да что сегодня за день такой?! Он говорит стихами! Записал и эти строчки, но, записав, вспомнил, что Пушкин уже где-то это сказал. Точно! Опять неудача...
Дверь отворилась, и в кабинет вошел именинник Правдюк. Лицо его сияло, от него слегка попахивало дешевым ромом, походка была танцующей.
— Евграфия Петровича, стало быть, нету? — спросил он развязно и подмигнул Бергу, как старому знакомому.
— Стало быть, нету! — коротко ответил Берг, уязвленный незаслуженным возвышением Прав-дюка. — Может, что ему передать?
— Передайте, мол, Фрол Псоевич заходили! — и гордый до потери пульса именинник пошел дальше собирать заслуженный урожай лести и похвал.
В его изложении поимка двух китайцев выросла до раскрытия целой законспирированной сети японских шпионов с самим микадо в главной роли. Правда, микадо сидел на троне в Японии, но у Правдюка руки подрастали после каждой рюмки, и он целенаправленно грозился дотянуться ими и до Сына Небес.
Только Берг задумался вновь о способе ухода из жизни, как вошел Путиловский. Вид у него был чрезвычайно довольный и веселый;
— О! — сказал он радостно. — Вы-то мне и нужны! Ну-с, рассказывайте, каковы Дусины успехи в поисках динамита? Она это прилежно делает? Если так же рьяно, как и гоняет моего Макса, то это очень хорошо!
И Берг радостно вздохнул. Будет работа! Самоубийство временно откладывается.
