– Кажется, нет… Человек в погонах предлагал свою помощь в переноске авосек, но я отказалась.
Он приоткрыл глаза. Настя издевалась – смотрела лукаво, ждала взрывной реакции. Нет, сегодня не дождется.
– Помнишь парня, который навязывался к тебе в поезде? Он служит в моем взводе. Как увидел меня, чуть не поседел от ужаса…
– Бедненький солдатик! – вскричала Настя, оправившись от изумления. – Как мне его жаль! Пообещай, что ты не сделаешь его мальчиком для битья. Он хороший человек… правда, с некоторыми недостатками. Обещаешь?
Ужин был сытный, даже вкусный. Бубнил телевизор. Под ногами вился и жалобно мяукал пушистый комочек. На Павла смотрели красивые глаза жены. Жизнь казалась радостной – тьфу-тьфу, он боялся сглазить.
Слипались глаза, была глубокая ночь. Настя льнула к нему, что-то ворковала. Рассказывала про соседку Надежду, чей нос в дверях Павел уже видел. Муж – прапорщик, проходит службу на узле связи, домой приходит редко. У Надежды возникает мысль, что он нашел себе другую. Но какая может быть «другая» в этом лесу? Она всех знает. Женский контингент ограничен – жены офицеров и прапорщиков, врач, пара медсестер, две работницы столовой… Никаких подтверждений подлого адюльтера, но идея Надежды – маниакальная, она с ума сходит, сидя взаперти в квартире. А муж такой привлекательный, молодой, с черными усами…
«Как странно, – думал, засыпая, Павел, – вроде все наоборот должно быть. Мужчин – избыток, женщин – дефицит, из-за них и следует драться и чинить интриги». Но это не относится к его Насте – она хорошая, правильная, верная, даже почти не плакала, когда узнала, что мужа направляют на Дальний Восток…
Глава 5
На следующее утро Павел проводил политзанятия. Его слушали, не отвлекались, не разговаривали. Это радовало и окрыляло молодого офицера. Он не был таким уж неучем в вопросах международного положения. Преподаватели в училище натаскали. Павел мог не знать последних новостей, исторических предпосылок, но самым важным владел и умел подать свои знания в живой и интересной форме.
Слушателей мало волновала война во Вьетнаме, события в Чехословакии годичной давности – он пробежался «по верхушкам». Назревающие выборы депутатов – событие всесоюзного масштаба, раз надо, значит, надо, эту тему он отразил прилежно.
Угроза из Поднебесной не какая-то мифическая, а самая настоящая – вот она, рядом. Павел рассказывал, как Мао, когда-то лучший друг Советского Союза, устроил культ собственной личности, развернул огромную страну с правильного пути и ведет ее в тупик. Боролся с «возможной реставрацией капитализма», с «внутренним и внешним ревизионизмом» – а фактически уничтожал личных врагов, укреплял собственную власть, которая и без того была безграничной. Мао давно отошел от подлинных марксистско-ленинских принципов, искал виновных в неудачах «Большого скачка», который закончился провалом, – экономику страны поднять не удалось. Политические оппоненты уничтожались решительно – ради этого и была задумана «культурная революция». Гонения на интеллигенцию, разгром общественных организаций – пионерии, коммунистического союза молодежи, – все это просто уничтожило культуру и образование, свело на нет скромные достижения во внешней политике. Мао решительно избавлялся от соратников по партии, обвинял их во всех смертных грехах, считал, что только он один достоин лидерства. Противники режима уничтожались вместе с семьями. Страна погружалась в атмосферу страха. Безжалостно чистились все эшелоны власти.
Классовая теория Мао доходила до полного абсурда. Цвела демагогия, «врагов пролетариата» искали везде, даже там, где их быть не могло. Зверствовали банды хунвейбинов – школьников и студентов. Эта молодежь с замусоренными мозгами сбивалась в отряды, выискивала подлежащих искоренению «демонов и ревизионистов». Несовершеннолетние молодчики врывались в дома врачей, служащих, университетских преподавателей, хунвейбины сами назначали виноватых, сами карали – зачастую на месте и безжалостно. Мао наделил их всеми правами. Жертв избивали, напяливали на них клоунские колпаки, заставляли лаять, идти по улице, согнувшись.
Газеты призывали убивать антимаоистов – «этих крыс, что шныряют по улицам». Распоясавшуюся молодежь, дуреющую от вседозволенности, окрестили «небесными воинами», пели им всяческие дифирамбы. Судопроизводство и уголовное право перестали существовать. Хунвейбинам предоставляли бесплатные поезда для поездок по стране, их наделяли полномочиями, подстегивающими бесчинства.
Наука и культура перестали существовать, уничтожались театры, закрывались книжные магазины. Молодчики громили старинные храмы и монастыри, сносили памятники культуры. Повалили часть Великой Китайской стены, а ее кирпичи отправили на постройку свинарников. Допускалась к продаже лишь единственная книга – цитатник председателя Мао, ее выпускали в разных версиях и с красивым оформлением. Сборники с ключевыми изречениями «великого кормчего» наводнили страну. Труды изучали, цитаты вызубривались наизусть – это разрешалось делать даже в рабочее время. Создавались кружки по изучению текста, считалось, что это не отвлекает от работы, а, наоборот, повышает производительность.
Самое абсурдное в этих преобразованиях – кампания по борьбе с сельскохозяйственными вредителями. Уничтожение воробьев, которые якобы поедали урожаи зерновых, стало пиком безумия. Население кричало, било в тазики, махало тряпками – все для того, чтобы напугать воробьев и не дать им сесть на землю. Утомленные птицы падали замертво. Мертвых воробьев сгребали в огромные горы – и это сумасшествие происходило по всей стране. Кампанию разрабатывали на самом верху, к ней призывал лично Мао Цзэдун. Всенародная охота за пернатыми достигла ошеломительных успехов. Попутно с воробьями извели и прочих мелких птиц. Урожаи слегка повысились, и КПК рапортовала о полной победе. Но остальных врагов (крыс, мух, комаров) меньше не стало. Исчез важнейший природный регулятор – расплодились гусеницы, саранча. По стране ударил голод, от которого умерли 30 миллионов человек. Кампанию свернули, быстро нашли виновных, среди которых, естественно, не значилось имя председателя Мао…
– Ничего себе, поохотились на воробушков… – присвистнул рядовой Филипчук.
– То есть доказали опытным путем, – подал голос Бабаев, – что польза воробьев для сельского хозяйства все же выше, чем вред.
– Именно так, Бабаев, – согласился Павел. – Вот что бывает, когда пироги печет сапожник, а сапоги тачает пирожник. В итоге им пришлось завозить в страну новых воробьев – покупали в СССР и в Канаде.
– Молодец, лейтенант, – похвалил замполит Писарев, – тебе удалось завоевать внимание аудитории. Правда, слегка отвернул от рекомендованных к изучению тем, но все равно оставался в русле. Молодец.
Физическая подготовка – марш-бросок по пересеченной местности. В ленинской комнате было куда уютнее! Бежали с полной выкладкой – кружок вокруг поселка по зимнему лесу. Павел не отставал, контролировал бойцов. И куда подевалось благожелательное отношение к новому командиру! Ноги проваливались в снег, скользили по наледи. Пот тек по лицам, солдаты тяжело дышали, недобро поглядывали на лейтенанта – лучше бы про воробьев рассказывал! Но никто не отставал, бежали плотно. Похоже, он задрал планку – ближе к финишу народ утомился, у самого заплетались ноги. Финиш был на плацу – выбегали еле живые, стряхивали с себя вещмешки, автоматы, упирали руки в колени, с трудом переводили дыхание.
