В складках у маленького мыса уже кто-то возился. Свои – Бабаев первым добежал до Лупенко. Модяну остался за камнями, Павел с Шагдаровым съезжали в ложбину перед косогором. Позицию боец выбрал удачную, выложил склон жухлой травой, огрызками досок, фанерой – соорудил вполне приличную «лежку».
– Лупенко, что случилось?
– Товарищ лейтенант, да бес его знает… – растерянно бубнил рядовой, от волнения переходя на украинскую речь. – Лежу себе… Снег валит, темнота, лед рядом… Вижу, кто-то вылупился из темноты, вроде стоит. Потом еще один, третий, четвертый…
– Ох, Яшка, глаза велики у твоего страха, – сплюнул с досады Бабаев. – Почудилось тебе – может, во сне привиделось или с головой неладно, а мы в такую даль перлись.
– Да нет же, я что, слепой? – горячился пограничник. – Не первый раз замужем, я эту кухню уже наизусть… Все, как положено по уставу: стой, кричу, стрелять буду. Они отступили, пропали, в общем. Лежу дальше, не дышу, шарю во все стороны. А снег, зараза, так и валит… Снова кто-то мерцает, перебегает вроде. Кричу: стой, стрелять буду! А они шастают, то появятся, то пропадут. Издеваются, короче. Ну, я и стрельнул – в воздух, понятное дело. А они бесшумно так, шныряют, словно привидения, только пятна вижу… Снова очередью вверх… Вроде отошли, но кто их знает…
– Эх, Лупенко, не поспали мы из-за тебя, – проворчал Шагдаров. – А что, товарищ лейтенант, может, и привидения тут есть. Шаманы нанайские накликали – они тут иногда справляют свои обряды. У нас ведь тоже в Бурятии еще не всех шаманов ликвидировали, остались в глухих отсталых районах…
– Так, заткнулись, – приказал Павел. – Рассредоточиться – только ползком, прячьте от пуль свои ценности. Где ты их видел, Лупенко?
– Там, – кивнул боец. – А еще там… – показал он в другую сторону. – Танцевали на льду, супостаты, метров сорок до них было…
Неуютно становилось на душе. Кто такие эти «привидения» – двух мнений быть не могло. Что им мешало обойти остров с запада и в данную минуту подкрадываться сзади? Кто их сдержит – Бабаев? Павел забыл про холод, забрался на косогор, пристроился боком. Ветер стих, снег падал медленно, торжественно – как в новогоднюю ночь. Узкая протока в северо-западной части острова заметно расширялась. Если метрах в сорока они блуждали, значит, уже на советской территории.
Видимость была отвратительной. Прожекторы с советской стороны сюда не добивали – озаряли только лес на китайских сопках. Сквозь пелену вырисовывался китайский берег – невнятный склон. Он не видел, чтобы там кто-то двигался. Солдату могло показаться, но это вряд ли, не первый день на службе. Павел вглядывался в темноту, затаив дыхание, и сам не заметил, как начал приподниматься…
Очередь ударила со стороны вражеского берега! Ошарашенный, он повалился обратно. Несколько пуль пролетели над головой, две или три взрыли глину рядом, разбросали ее вместе со снегом. Простучала вторая очередь, что-то кричали его бойцы. Он сполз по косогору, ошеломленный, рука потянулась к кобуре, выхватила пистолет Макарова. Стоп, нельзя…
– Не стрелять! – крикнул он.
– Ага, а им, значит, можно? – проворчал Шагдаров.
Выходит, так! Автоматы продолжали стрелять. Противник засел на берегу. Но как их заметили? Бинокли, стереотрубы? Так и на снайпера можно нарваться, который уж точно не промахнется. Теперь стреляло целое отделение. Пули рвали косогор, ломали ветки кустарника.
– Не высовываться! – кричал Павел. – Отползаем!
Дыхание перехватывало. О смерти он не думал. Какая, к черту, смерть, когда такие дела творятся? Павел скатился в ложбину, переполз в соседнюю, укрылся за каменной глыбой. Эти черти совсем распоясались – перезарядили и снова поливали огнем. Он слышал, как они смеются, что-то кричат, наверное, получайте, проклятые советские империалисты!
– Все целы?
Вроде все, солдаты что-то ворчали, откатываясь от берега. В канаву к Павлу слез Бабаев: в одной руке автомат, в другой – шапка. Глаза сверкали в полумраке.
– Товарищ лейтенант, что за дела? Они же на поражение бьют! Почему мы не можем ответить? Мы на своей земле!
– По кочану, Бабаев… – Матерные слова рвались из горла, Павел с трудом заталкивал их обратно. – У нас строгий приказ: не отвечать на провокации! Это не мы придумали, а политическое руководство государства! Начнем стрелять – уже завтра же все извратят, представят, будто мы первыми начали, нагонят жути, и миллиард китайцев в это поверит! Представляешь, что начнется? Полезут, как саранча, только ядерной бомбой и остановишь. А китайцы сами, между прочим, в 1964 году атомную бомбу разработали…
Как в анекдоте: «На финско-китайской границе все спокойно». Не любил он подобные анекдоты, но, в общем-то, смешно. Не только песня, но и юмор помогают жить и строить…
– Что, бойцы, труханули? – крикнул он. – Все здесь? А ну, отзовитесь поименно!
Они неохотно выкрикивали свои фамилии. Лупенко, а также Лузин с Модяну тоже отошли. На китайском берегу продолжали постукивать автоматы, доносились лающие крики – китайцы радовались своей маленькой победе. Пограничники отползали, потом приподнялись, стали вламываться в кустарник.
Павла трясло от злости. Ну, и зачем здесь нужны пограничники, если они не могут достойно ответить? Он не имел права снимать пост, приказал Лупенко и Черемшину остаться, усилил заслон парой бойцов из прибывшей резервной группы и махнул рукой – все, домой. На этот раз бежать не было смысла, шли пешком, закуривали…
О случившемся немедленно доложили наверх. Других происшествий не было. Остаток ночи прошел спокойно. На острове тоже не стреляли, замерзшие бойцы несли службу. После рассвета их сменили. Потеплело, выглянуло солнышко.
Павел прибыл в штаб для отчета о прошедшем дежурстве. Из кабинета начальника заставы выскользнул бледный и смущенный лейтенант Морошко, облегченно перевел дыхание.
– Тебя словно розгами наказывали, – подметил Котов. – У себя Иван Терентьевич?
– У себя, – буркнул Морошко. – Только не в себе. Орет на всех и фикус матом поливает.
Последнее слово по телефону было не совсем цензурное. Капитан Стрельцов бросил трубку и исподлобья уставился на лейтенанта.
– Мне позднее зайти? – осторожно спросил Котов.
– Ладно, вползай, – поморщился Стрельцов, выскочил из-за стола и начал мерить шагами комнату. – Можешь не докладывать, я все знаю. Вели себя грамотно, молодцы, все живы, на провокацию не поддались. Теперь ты, лейтенант, обстрелянный гусь и тертый калач. На этом хорошие новости исчерпываются. Поступил приказ отвести пограничников с острова.
– Да ну, – не поверил Павел. – Почему? Свято место пусто не бывает…
– Приказ не из погранотряда и даже не из штаба пограничного округа, – отрезал Стрельцов. – О случившемся сообщили на самый верх, оттуда и пришло распоряжение отвести пограничников.
– Ну, если так… – Павел замялся. – Им, конечно, виднее… Стреляли конкретно на поражение, товарищ капитан. Мы еле увернулись. Сначала дефилировали вокруг острова, потом ушли к себе, дождались, пока к пограничникам прибудет подкрепление с офицером, и открыли плотный огонь. Это уже не похоже на провокацию…
