Крики за спиной только подстегнули. Под ногами хрустел снег, Михаил прыгал по островкам жухлой травы на бугорках. Спрятался за деревья, упал на землю, стал слушать.
Только не маячить в полный рост, проявлять выдержку, самообладание, что там еще… Окрестности землянки хоть смутно, но просматривались. Туда сбегались солдаты, возмущенно кричали. Кто-то нагнулся над телами – один еще стонал.
Скрипнула дверь землянки, следом раздались утробные крики – нашли еще двоих. Китайские солдаты были везде – ими был наполнен весь лес. Они шумели, перекликались.
Но здесь, где находился Михаил, их вроде не было. Он стал отползать, поднялся на колени, засеменил в том же направлении. Прогремела автоматная очередь, Бабаев присел. Но стреляли для острастки. Дурную энергию некуда девать!
Он передвигался на четвереньках. Оборвался хвойник, потянулся корявый, гиблый осинник – перекрученный, уродливый, со спутанными ветвями и сломанными деревьями. Михаил проваливался в снег, путался в ветках, едва не выколол глаз.
Растительный хаос повсюду – куда его занесло? Под ногами трещал бурелом, ветки били наотмашь. Нога угодила в капкан из переплетенных стеблей, Михаил не устоял, покатился, рухнул с маленького обрыва. Начал возиться, отыскал автомат, который спикировал следом, обнаружил, что находится в яме, набитой листвой вперемешку со снегом, а вокруг ямы – хаос веток, бурелома и коряжин.
В стороне кричали люди – и слева, и справа, ломались ветки под ногами. Он полез наружу, но передумал: зачем? Суждено умереть – он и так умрет, а здесь, по крайней мере, можно спрятаться.
Пограничник съехал обратно, улегся боком, начал вкручиваться в яму, нагребать на себя листву и мерзлую землю. Вернулся холод, но он готов был терпеть сколько нужно. Он – сибиряк, выдержит, пусть и городской житель! Бабаев забрался в растительно-снежную мешанину, оставил только часть лица с глазами. Руки сжимали автомат под снегом. Он догадался надеть варежки мертвого солдата, поэтому пальцы пока терпели. Все прочее мгновенно сковал холод…
Михаил дрожал, озноб бил нешуточный. Зубы выбивали морзянку. Немного потерпеть, китайцы скоро прекратят поиски, по крайней мере, в этом квадрате, и станет легче. Он должен вернуться в часть, должен бить этих гадов, а через три месяца – домой, на гражданку…
Крики стали удаляться, разбегались в разные стороны. Но что-то еще трещало неподалеку – похоже, шел человек, ладно, если один… Организм погружался в ледяную ванну, слипались глаза. Он мог уснуть и больше не проснуться.
Кто-то двигался в его сторону, причем очень быстро. Михаил очнулся – чего надо? И вдруг дошло. Его же вычислят по следам! Обнаружат одинокий след – и здравствуйте! Не факт, что это был он, но какой-нибудь дотошный китаец обязательно проверит. Уже проверяет!
Над головой трещали ветки, срывалось дыхание. Человек перелезал через нагнувшийся ствол. Он явно шел по следу, оставленному Бабаевым. А товарищей не звал, потому что не был уверен: а вдруг это след кого-то из своих? Засмеют потом…
Солдат сжимал в руках свою шапку. Черные волосы слиплись от пота. Рослый, подтянутый, до армии бабы, поди, табунами за ним бегали. Он сосредоточенно хмурился, смотрел по сторонам. Потом удосужился взглянуть под ноги.
Бабаев подлетел, как на пружине, ударил китайца прикладом по голяшке. Многое вложил он в этот удар, ватные штаны его не смягчили. Противник подавился криком, согнулся пополам. Михаил отбросил автомат, схватил его штанину, потащил на себя. Китаец сдавленно вякал, пытался сопротивляться. Бабаев перевалил его через голову, швырнул за собой в яму. В следующее мгновение оседлал, стал хватать горстями снег, забивал ему в глотку. Китаец давился, кашлял, глаза безумно метались.
Михаил прижал ладонь к его лицу, вдавил в снег, помогая себе другой рукой. Голова китайца утонула в растительном месиве. Он дрыгался, подпрыгивал, но там, где лежала голова, дышать было нечем, и движения противника ослабли.
Михаил держал его под снегом не меньше минуты. Потом облегченно выдохнул, схватил китайца за ворот телогрейки, поволок на себя. Результат был налицо – еще одним врагом стало меньше, на него смотрели тусклые бусинки глаз, распахнутый рот был забит листвой и грязью.
Михаил отполз подальше от убитого, сел на корточки. Голова плыла, от холода ломило кости. Согреться было невозможно, упражнения не помогали.
Он брел вдоль склона, иногда различал вдали крики, иногда закладывало уши. Он вышел на растоптанную тропу, но быстро с нее свернул – встреча с противником в планы не входила. Он обнимал стволы деревьев, сползал на землю, но потом находил-таки силы подняться, брел дальше. Сделал остановку под корявой осиной, заставил себя подумать. Он давно удалился от места, где уложил пятерых, здесь его могут уже и не искать. Надо спускаться к реке – она внизу, никаких сомнений…
Ноги подгибались, приходилось хвататься за все подряд. Но Бабаев не потерял ни шапку, ни оружие. Затвор был передернут, в автомате – полный магазин. Он поправил бушлат, подтянул ремень. Трудно выдавать себя за китайского солдата…
Михаил двигался вниз по прореженному осиннику, замирал – казалось, ветер снова приносит эти проклятые голоса. Осторожно продолжал спуск, огибал скопления веток и бурелома.
В какой-то момент вдруг обнаружил, что левее проходит просека. Он опустился на корточки, пролез через кустарник. Просека была сравнительно неширокой – метра два с половиной. Здесь вырубали кусты и молодые деревья, а потом тащили вниз что-то тяжелое. Земля была продавлена и изрыта. Он, кажется, догадывался, что это может быть…
Не прошел он и несколько шагов, как метнулся в сторону, рухнул у основания толстого дерева. Мысленно похвалил себя – реакция работает, значит, не настолько все плохо.
Наверх друг за другом прошли несколько китайских солдат. Они визгливо лаялись между собой, по сторонам не смотрели. Чавкал снег, перемешанный с грязью. Они ушли вверх по склону, звуки шагов затихли.
Михаил передумал возвращаться на просеку, решил спускаться параллельным курсом, рассудив: тише едешь – дальше будешь. И через несколько минут вышел к разбитой батарее 45-миллиметровых орудий.
Рядом никого не было. Несколько минут он наблюдал из-за дерева, недоверчиво прислушивался. Пахло гарью. Потом, крадучись, вышел на свет, стал с любопытством озираться.
Батарею разбили в пух и прах, видимо, ответным огнем станковых гранатометов. Но, судя по количеству гильз, пострелять китайцы успели. Здесь было несколько прямых попаданий – искореженные щитки и лафеты, разбитые колеса, орудийные замки. Остовы орудий насквозь прокопчены, огонь был настолько мощный, что разъедал даже сталь. Сохранились брызги крови. Все целые снаряды, естественно, сдетонировали – здесь творился настоящий ад.
Вокруг батареи была выжженная земля. Обуглились деревья. То, что осталось от артиллеристов, уже увезли. Смотреть на это без глубокого удовлетворения было невозможно.
На время, блуждая среди горелок, Михаил забыл про холод. Потом глянул вниз и понял, где находится. Батарея притулилась на склоне массивной сопки восточнее китайского пограничного поста «Гансы», а тот располагался прямо напротив заставы «Нижняя Масловка».
