– Сегодня никуда не пойдешь, – заявила, вытирая слезы. – Грудью встану, не пущу.
– Сегодня и не надо, – улыбнулся он. – До утра я свободен.
После этой фразы наступило хрупкое затишье. Она хлюпала носом, готовила ужин. Потом накрыла в зале. Такое ощущение, что котенок уже подрос, оформился в кота. Хозяйничал в квартире, лез, куда не просят, с подозрением обнюхивал Павла. Котов начал с ним играть, тот вцепился зубами в палец, потом умчался за штору, стал оттуда подглядывать – не последует ли наказание.
– Басмач растет, – вяло улыбнулась Настя. – Сегодня утром на соседку набросился – она за солью зашла, – ногу ей оцарапал.
– Молодец, – похвалил Павел, – защищает свою территорию. Пограничником будет.
– Нет уж, спасибо, – фыркнула Настя. – Хватит нам в семье одного пограничника, – и снова расплакалась: – Мы теперь даже ребенка завести не сможем… А вдруг тебя убьют?
Он успокаивал ее как мог. Ведь сегодня же не убили? Значит, теперь точно не убьют, все кончилось, китайцы бежали, впечатленные твердостью советских пограничников, больше не сунутся.
– Правда, больше не сунутся? – Настя шмыгала носом, требовательно смотрела ему в глаза. – Обещаешь?
– Ну, знаешь ли, – отшучивался он, – я за Мао Цзэдуна вопросы не решаю. Но они так сегодня получили по зубам, что вряд ли осмелятся повторить попытку. Тем более подошли наши войска, артиллерия – у нас теперь здесь такая мощь сосредоточена, что они и пикнуть не посмеют.
Они лежали, обнявшись. Настя вздыхала, вилась вокруг него. Иногда ежилась, дрожь пробегала по телу – натерпелась за день.
– Мне сегодня такое рассказывали, Паша… – шептала она. – Это невозможно, мы же в мирное время живем… Александра Львовна Стрельцова потеряла мужа… Она казалась спокойной, безучастной, а потом в обморок стала падать, ей нашатырь давали, чтобы очнулась… Ее прорвало: стала кричать, что умереть хочет, что ей теперь незачем жить… Говорили, что один из офицеров на острове остался, что вас убивают там одного за другим. Я чуть не поседела… А с вами даже связи не было, и в часть нас не пускали. Нас несколько женщин было, мы на берег пытались пробраться, чтобы увидеть хоть что-то, но нас военные обратно отправили…
– Ерунда, – отмахивался Павел. – Серьезно, Настя, я совсем не рисковал, мы в укрытиях лежали. И не один я офицер там был, нас целая куча была – Бубенцов с «Куликовских сопок». Поначалу – да, страшновато было, а потом наша техника подтянулась, китайцы побежали, как муравьи… Они трусливые, их и бояться-то стыдно. Теперь все тихо будет, они не полезут больше.
– А люди говорят – полезут… – Настя колебалась. – И ничего они не трусы, в них коллективизм развит, они привыкли все толпой делать. Как полезут тысячами, так не остановишь. Их специально подготовили пропагандой против нас – мол, займем сначала этот остров, потом всю Сибирь, зачем Советскому Союзу столько земли?
– Собираешь досужие сплетни, – рассердился Павел. – Признайся, тебя соседка подогревает – та еще, похоже, злыдня? Сама все выдумывает, а потом пугает людей…
– Паша, а они точно не вернутся? – Настя вцепилась ему в плечо.
– Точно, – проворчал он. – Уж поверь моему честному офицерскому слову.
Он действительно верил, что все закончилось. Китайцы обломали зубы и смирились с поражением. Как не верить – просочились данные, что в тылу развертываются армейские части, и не просто пехота, а дальнобойная артиллерия и даже секретные установки залпового огня «Град». Секретное – это для внутреннего употребления, а в китайских штабах прекрасно осведомлены, что такое «Град» и на сколько десятков километров стоит держаться от него подальше. Но с беспочвенными слухами действительно следует бороться, иначе никакой семейной жизни не будет!
– А помнишь, как мы в Крым ездили после свадьбы? – прошептала Настя с придыханием. – Всего неделю там пробыли, зато – как в раю… Какие закаты были в Форосе… Все так замечательно, романтично, казалось, что и жизнь у нас такая же сложится. Я пила массандровское вино, ты – чешское пиво… Где все это, Пашенька?
– Вернется, родная, обязательно вернется, – шептал он. – Ты, главное, не думай о плохом, хуже уже не будет.
А ночью он метался, распахивал глаза, вскакивал. Половина его взвода погибла в этой мясорубке. Он и знал-то их всего несколько дней, а если бы год? Полтора? Они вставали перед глазами – живые, улыбчивые. Бабаев, воспитанием которого уже не суждено заняться – по причине его героической смерти, Лузин, Филипчук, Локтионов, Терехов, которого он заставил отжиматься за безобидную реплику, и теперь раскаивался. Начальник заставы Стрельцов Иван Терентьевич, комвзвода Орехов Юрий Борисович… Бабаева и Локтионова вроде не нашли, но это ничего не значит, могли провалиться под лед, могли остаться в какой-нибудь расщелине. Будут заново осматривать остров – найдут…
Ночь прошла спокойно. Посыльные со срочными вестями в дверь не стучали. Утром Настя снова всплакнула, не хотела выпускать Павла из дома.
– Так запри меня, – вздыхал он. – А потом извести старшего лейтенанта Писарева и полковника Леонидова, что приняла волевое решение не отпускать мужа на службу. Они поймут, в армии это обычное дело. Прояви сознательность, ты же комсомолка!
– Да я сознательная, – всхлипывала жена. – Во мне целая бездна сознательности. Я просто не хочу, чтобы тебя убили…
Поссориться не удалось, она смотрела такими глазами, что у него язык не повернулся ей нагрубить. Настя осунулась, выглядела плохо.
По прибытии в часть ему сообщили ошеломительное известие: Бабаев жив! Попал в плен, вырвался с боем, отправил на тот свет целую прорву китайцев, кое-как дополз до нашего берега, где его подобрал наряд!
Павел крикнул дневальному, чтобы не теряли бдительности, помчался в госпиталь, развернутый на краю поселка. Учреждение работало полным ходом – девять операций за ночь, извлеченные осколки, пули. Больше, слава богу, никто не умер. Но многих надо отправлять на «большую землю» – у местного госпиталя не хватало возможности продолжать лечение. Здесь выполнялись только экстренные операции. Бойцы лежали на кроватях, многие – без сознания, работал не покладая рук персонал. Кто-то метался в бреду, звал маму.
– Невероятная история произошла с вашим Бабаевым, – доверительно сообщил майор медицинской службы в белом халате. – Сам факт, что он сумел вырваться, – это ладно. Чуток умения, чуток везения. Но как ему удалось избежать непоправимого обморожения – уму непостижимо. Думаю, сработал целый ряд факторов: здоровый организм, хорошее кровообращение, к тому же он постоянно находился в движении. Поправится, ничего страшного, пусть полежит несколько дней. Его сильно избили, но это дело житейское, внутренние органы не повреждены, переломов нет. Бога, конечно, не существует, но пусть при случае ваш Бабаев ему свечку поставит, – пошутил майор.
К Михаилу в этот час нагрянула целая делегация: старшина Фролов, рядовой Черемшин, сержант Покровский. Все трое смутились, подмигнули товарищу и быстро ретировались. Бабаев лежал на кровати, надутый, как индюк, недовольно сопел. Кисти рук еще отдавали синевой, но, в принципе, слушались. Опухший, сам на себя не похожий, физиономия заклеена пластырем. На таблетках человек да на уколах – кровь разгоняют. Увидев в дверях комвзвода, стал было подниматься.
