Не все родные успели приехать. Но людей собралось много. Плакали женщины и мужчины. Прибыл заместитель Леонидова по политической части подполковник Костин, произнес прочувствованную речь. «Ваши дети героически погибли за нашу Советскую Родину! Проявили выдержку, стойкость, самообладание, но не отдали врагу нашу землю! Их смерть отдается в наших душах болью тяжелой раны! Спите спокойно, герои!»
Под троекратный ружейный залп в огромную братскую могилу опустили двадцать гробов. Установили временную плиту с именами павших и эпитафией «Вечная память воинам-пограничникам, павшим в бою за Советскую Родину!»
В тот же день хоронили бойцов капитана Бубенцова. На следующий день гражданская панихида по погибшим офицерам состоялась в Умане.
Политическое руководство Советского Союза инцидент не замалчивало. Правду подали в дозированном виде, без подробностей, но в неизменном пафосном ключе. «Позор китайским провокаторам!» «Позор клике Мао Цзэдуна!» По стране прокатились организованные парткомами митинги и шествия, партийные и комсомольские собрания с одной-единственной резолюцией: осудить гнусную вылазку китайской военщины, спевшейся с международным империализмом! Гневно клеймим маоистских бандитов!
Вся страна уже знала, что случилось на крохотном острове в Приморском крае, о котором еще вчера никто и не слышал. Весь Союз гордился подвигом горстки пограничников, принявших неравный бой и сохранивших целостность великой страны. Информацию об инциденте сообщали передовицы «Правды», «Известий», назывались конкретные имена и фамилии: Стрельцов, Буевич, лейтенант Котов, сержанты Покровский и Сычев…
Бремя славы он в гробу видал! Дважды отбивался Павел от журналистов «Красной звезды», пытавшихся взять у него интервью. Отправил вместо себя Покровского с рядовым Бабаевым, весьма кстати закончившим лечение. Те были не прочь покрасоваться. Нет худа без добра – застава хихикала, когда привезли свежий номер газеты с живописаниями сержанта и рядового, на которые наложил резолюцию «разрешить» сам начальник политотдела Дальневосточного пограничного округа.
Павел принес газету домой, Настя прочитала, посмотрела большими глазами, потом потупилась и прошептала: «И чего это стоило, милый?» А стоило это сорока жизней советских пограничников и двух десятков покалеченных, которые уже никогда не встанут в строй и даже дома не вернутся к привычной жизни…
С этого дня наряды, выступающие на охрану государственной границы, минутой молчания чтили память погибших товарищей и только после этого убывали к месту.
Обещанное пополнение на заставу запаздывало. Из сотни бойцов, ежедневно готовых к выполнению боевой задачи, в строю осталось чуть больше половины – остальные выбыли по причине смерти или ранения. В 4-м взводе по факту оставалось 14 человек, не считая лейтенанта Котова: старшина Фролов (по какому-то недоразумению приписанный к подразделению), сержант Покровский, двенадцать стрелков-пограничников. Он выстраивал личный состав каждый день, проверял внешний вид, проводил занятия. При заступлении в наряд взвод вливали в другие подразделения – самостоятельно его люди могли прикрыть лишь незначительный участок границы либо сформировать только один усиленный наряд.
Снова обострялась ситуация. Сбывались недобрые предчувствия, что китайцы не оставят свои намерения. Для них – проверка на фанатизм, для пограничников – испытание на стойкость. Теперь ежедневно на китайской стороне работали громкоговорители. Звонкий, хорошо поставленный женский голос на русском языке подвергал разрушительной критике Советский Союз – обвинял его в ревизионистской политике и сговоре с мировым империализмом во главе с США (о том, что у Мао после разрыва с СССР потеплели отношения с Америкой, звонкий голос не упоминал).
Советских пограничников призывали сложить оружие, переходить на сторону КНР, признать неправоту действий кремлевского Политбюро. Эти ежедневные «радионяни» становились естественным фоном – поначалу раздражали, потом притерлись, в конце концов, их просто не замечали. В ответ «по заявкам китайских радиослушателей» крутили песни советских композиторов – про Гражданскую и Великую Отечественную войны. Про то, как «на границе тучи ходят хмуро», и что «не нужен нам берег турецкий»…
В окрестностях острова работала авиация пограничного округа, совершали разведывательные полеты «Ил-14» и транспортно-десантный «Ан-2». Действовала разведка – ближняя и дальняя. Часть сведений поступала по линии КГБ через дипломатические каналы.
24-й китайский полк, нависший над границей, был усилен артиллерией, минометами, противотанковыми средствами. Батареи устанавливали на склонах сопок, выводили на прямую наводку. Их прекрасно видели советские наблюдатели через оптические приборы. На прилегающих к острову участках границы сосредоточилась китайская пехотная дивизия со средствами усиления. В тылу развертывалась крупнокалиберная артиллерия, возводились склады боеприпасов, амуниции, провизии, топлива. Ставились палатки для полевых госпиталей. Появлялась информация о прибытии танковых частей.
Специальные пехотные подразделения с пилами и топорами прорубали дополнительные просеки на склонах для проезда бронированной техники. Несколько раз фиксировались полеты самолетов-разведчиков – пока еще китайские пилоты вели себя скромно, границу не пересекали. Разогретые пропагандой, они готовились яростно сражаться и умереть за свои сомнительные идеалы…
Затишье пока не нарушалось. Враждующие стороны концентрировали силы. На острове Атаманский постоянно присутствовали советские усиленные наряды по десять человек с пулеметами, гранатометами и средствами связи. Остров обходили по периметру – со всеми мерами предосторожности.
Из пограничного отряда прибыло звено вертолетов «Ми-4». В боевых действиях они не участвовали, использовались для разведки, доставки боеприпасов, эвакуации раненых. Из резерва пограничного отряда была выделена маневренная моторизованная группа майора Евгения Ильича Яшина – те самые обещанные 10 БТР и рота пехоты. Группа разместилась в окрестностях заставы. Пограничники ставили палатки, машины зарывали в землю, маскировали.
По приказу командующего Дальневосточным военным округом в район острова выдвинулись мотострелки, занял позиции артиллерийский полк. Прибыла батарея 152-мм гаубиц. Заняли позиции на дальних подступах два взвода отдельного танкового батальона.
А в семи километрах от острова, в обстановке строгой секретности развертывался отдельный батальон реактивных установок залпового огня «Град» – оружие новое и пока секретное. В реальных боевых условиях его еще не испытывали, но по ТТХ одна машина «БМ-21» залпом сорока снарядов накрывала все, что находилось на площади в один квадратный километр – живую силу, автомобильную и бронированную технику, земляные укрепления. Дивизион насчитывал 18 машин, мог за двадцать секунд выпустить семьсот снарядов и превратить в зону сплошного поражения территорию, сопоставимую с островом Атаманский. Но приказ из Москвы был категоричен: «Грады» не применять. По крайней мере, без отмашки из столицы. Армейские подразделения в бой тоже не вводить – ни при каких обстоятельствах. В противном случае это будет равнозначно объявлению войны другому государству – а данный момент советское руководство намеревалось оттягивать до последнего. Все конфликты, возникающие на границе, поручалось урегулировать пограничному ведомству, армия должна оставаться в стороне. «Тогда для чего мы тут? Для мебели? Для красоты?» – украдкой критиковали такое решение руководства армейские офицеры, имевшие данные о количестве готовых к бою китайских войск.
