– Куда, Колян? – сделал жалобное лицо сержант Покровский – такое лицо, как будто кто-то другой совсем недавно проявлял чудеса стойкости и отваги.
– Туда! – Лапшин указал на кучку дощатых строений, притулившихся за пустырем. Никому не приходило в голову использовать эти лачуги в оборонительных целях: там была, скорее, западня, чем укрытие!
– Ты съехал? – Покровский закрутил пальцем у виска. – Эти хибары разнесет к чертям собачьим!
Взрывы уже гремели в непосредственной близости – чувствовалось жаркое дыхание смерти.
– Да бежим же! – голосил Лапшин. – Я осматривал вчера с фонарем эти халупы! В той, что справа, погреб есть – глубокий, я чуть не провалился… Хоть маленький, но – шанс! Скажите им, товарищ лейтенант!
Спорить было некогда. Маленький шанс – лучше, чем никакого.
Лейтенанта схватили под локоть, он выл от боли, но кое-как переставлял ноги, терял сознание, но бежал.
Все пространство вокруг горело, рвались снаряды за спиной, склон китайского берега превращался во что-то невообразимое: там все пылало, рушились сосны в реку, выжить в этом аду было нереально.
Пустые автоматы волокли с собой – нельзя солдату расставаться с личным оружием. Даже сейчас. Споткнулся Черемшин, стал жаловаться, что сломал ногу. Похоже, на самом деле сломал – глаза вываливались из орбит. Шагдаров покрыл его емкой бранью, схватил под руку, приказал прыгать.
Взрывные волны хлестали по спинам. Пограничники вбежали в сарай из полусгнивших досок. Очевидно, постройки использовали китайские крестьяне, промышлявшие на острове до конфликта: хранили тут зерно, инвентарь, сушили сено.
Лапшин помчался вперед, расталкивая всех, ногами разбрасывал сухую траву, оттащил вздувшийся фанерный щит, показал, чтобы прыгали, – извините, лестниц не завезли! Да быстрее, черти, сейчас нас на куски рвать будет!
Возможно, в былые времена здесь и была лестница, но давно превратилась в труху. Покровский и Вахрушев скатились первыми, цепляясь за неровности в земляной стене, велели прыгать, они поймают. Где лейтенант? Где этот покалеченный Черемшин? Всех сюда!
Суета царила невообразимая. Люди кричали от страха, лезли в погреб, как шпроты в банку. Сколько еще осталось? Павел сбился со счета. Кажется, восемь, если вместе с ним. Или семь? Вполне боеспособная боевая единица… Он падал в темноту, цепляясь за какие-то дощатые выступы, терял сознание от боли. Вспыхивали фонари, его куда-то волокли – по счастью, подвал оказался не просто вертикальной шахтой, а имел на дне горизонтальное углубление. Возможно, контрабандисты в стародавние времена прятали здесь шкуры амурских тигров или медвежью желчь, которая ценится в Китае…
Он лишился чувств, когда его утрамбовали в какое-то углубление. Последнее, что помнил, – писк Вадика Черемшина: не трогайте его больную ногу, что же вы делаете?! Кто-то истерично хохотал, кажется, Мишка Бабаев, кто же еще…
Вздрагивала и подпрыгивала земля, грохотало, как в сталелитейном цехе. От стен отваливались пласты земли, заваливали людей. Они лежали друг на друге, затыкали уши, прятали лица. Кого-то рвало. Такое ощущение, что на их сарай советские артиллеристы вывалили весь свой годовой запас! Дышать было нечем, повсюду земля, сведенные судорогой тела. Кто-то молился, кто-то сдавленно хихикал…
Сознание уплывало, Павел становился податливым, вялым. Взвод выполнил поставленную задачу. Хотелось надеяться, что с честью. Все остальное – безразлично…
Потом все кончилось. Грохотало уже где-то в стороне. Но продолжала сыпаться земля, забивала рот, глаза.
– Обидно, черт возьми… – стонал Бабаев. – Про нас забыли… Людей майора вытащили, а нас не стали… Словно мы тут и не люди, а мертвецы какие-то…
– Не могли они нас вытащить, Мишка, – стонал в ответ сержант Покровский, – физически не могли… Да и не знали они, что мы живы. По всем приметам подохнуть были обязаны… Если бы не наш лейтенант, точно ласты бы склеили. Молодец он, правильно командовал. А вроде выпускник, зеленый еще…
– Я все слышу, сержант… – шептал Павел. И зачем, спрашивается, очнулся?
– Да и ладно, нам не жалко. Я же хорошие слова говорю. Вы теперь – наш герой, товарищ лейтенант…
– Сами вы герои… Эй, кроты, вам не кажется, что пора вылезать? Если сможем, конечно…
Раз могли дышать, значит, могли и выбраться! Ударная «бригада» уже приступила к расчистке завала. Землю вычерпывали руками, копали нору. Завалило, по счастью, не до самого верха. Лапшин наглотался, кашлял со рвотой, Шагдаров оттащил его, занял рабочее место, попутно выстраивал подобие лестницы из излишков земли.
Люди выбирались на свет, измазанные, обессиленные, в крови, страшные, как черти из ада. Помогали товарищам, потом валились без сил, таращились в пасмурное небо. Остров заволокло дымом, который не желал рассасываться.
– А где же крыша? – удивился Бабаев. – Точно же была… Пацаны, мы крышу потеряли… – он разразился смехом, надсадно закашлялся.
Все сараи разнесло вдребезги. Повсюду – вспаханная взрывами земля, куски стали, обломки деревьев. Остров стал другим – словно форму поменял в результате землетрясения. Китайский берег превратился в пашню: все переломано, вывернуто. Уцелели отдельные островки хвойника, а все остальное – мешанина из сломанных деревьев, глиняных глыб. Торчал в небо загнутый оружейный ствол. Гремело на севере – далеко, глухо. Разразилась стрельба – на южной стороне острова. Похожие звуки перестрелки – в районе северной протоки…
Павел смутно помнил, как Бабаев стаскивал с него полушубок, как резал ножом гимнастерку, хрипло приговаривая: «Спокойствие, больно не будет… Да что же вы так орете, товарищ лейтенант? Я перевязать вас хочу. Мужики, держите его, малахольный какой-то…»
В него втирали обеззараживающую жидкость, туго забинтовывали плечо, он уплывал куда-то по волнам, из последних сил держался молодцом, даже улыбнулся пару раз.
Солдаты блуждали потерянной зыбью, озирались по сторонам. Покровский ползал по буеракам, подбирал засыпанные землей магазины от китайских «АК», выкопал на вид вполне целый ручной пулемет. Все это могло еще пригодиться.
Коля Лапшин шмыгал носом, размазывал слезы рукавом полушубка, шептал: «Почему нас так мало? Может, поищем, ребята, должен же кто-то остаться?» Потом опустился на колени – и словно заболел столбовой болезнью…
Рычали моторы на востоке, бежали люди в светлых полушубках – их было много, они еще не были в бою. «Кто такие? – кричали они. – Что здесь делаете?» – «Китайцы, не видите, что ли? – возмущался Бабаев. – От поезда отстали». – «Товарищ подполковник, здесь наши! – радостно восклицал боец. – Живые! Это с местной заставы!»
Уже позднее они узнали, что огневой налет продолжался десять минут. За это время китайские подразделения были полностью рассеяны. Уничтожены все артиллерийские и минометные батареи и резервы, выдвигающиеся к острову. Потери НОАК в результате действия реактивной артиллерии были чудовищными, перестал существовать штаб 24-го пехотного полка – всех, кто там находился, развеяли по ветру.
