Не без интереса наблюдая этот спектакль, Гуров вдруг понял, что из сложившейся ситуации можно извлечь немалую пользу для дела.
Рыбаков сейчас обижен на непосредственного начальника, думает, что тот и взаправду решил сделать его козлом отпущения, который должен понести на себе все грехи. В такой ситуации люди бывают склонны рассказывать об этих самых грехах немного больше, чем планировали изначально. Если не упустить момента и не дать Калачеву и Рыбакову пообщаться наедине и прояснить все «непонятки», есть вполне реальный шанс действительно узнать что-то интересное об этих «неожиданно» возникших на пустом складе боеприпасах.
Вдохновленный этой идеей, Лев даже готов был отказаться от своего первоначального плана, который заключался в «прессовании» командира части. Тот решил переадресовать все вопросы заведующему хранилищами? Что ж, прекрасно! Заведующий так заведующий. Он и попроще будет, чем важный командир, да и обида с досадой свое дело сделают. Если такой козырь сам идет в руки, грех им не воспользоваться.
– Я тебя под арест! На гауптвахту тебя! – бушевал тем временем полностью вошедший в роль Калачев.
– Ну зачем же сразу под арест? – приняв на себя роль добродушного примирителя, вступил в разговор Гуров. – К чему такие жесткие меры? С человеком всегда можно договориться по-хорошему. Правда, Дмитрий Иванович? Давайте мы с вами ненадолго оставим Владимира Григорьевича и пообщаемся наедине. За это время эмоции улягутся, страсти поутихнут. Все мы придем в себя и сможем посмотреть на дело ясным взглядом, не замутненным переживаниями.
Такой поворот явно не понравился Калачеву. Сразу поняв, чем это чревато, он попытался возразить, но Гуров был непреклонен.
– Стоит ли вам так беспокоить себя, – сразу сбавил обороты командир. – Допрашивать, тратить время, вместо того чтобы спокойно отдохнуть с дороги, общаться с этим… заведующим. Да я сам его допрошу. Вот посидит в карцере пару дней, подумает о своем поведении, тогда все нам как миленький расскажет. И что, и откуда.
– Не нужно в карцер. – Лев говорил спокойно, но по его твердому взгляду можно было без труда догадаться, что возражать здесь бесполезно. – Просто найдите нам какое-нибудь подходящее помещение, где мы смогли бы спокойно побеседовать. Мне ведь все равно понадобится комната для допросов, так почему бы не определиться с этим прямо сейчас? Тем более что есть повод.
Словосочетание «комната для допросов» вызвало на лице Калачева легкую судорогу и, кажется, отбило всякое желание продолжать дискуссию. Недовольно скривившись, он снова снял трубку внутренней связи и, потыкав в какие-то одному ему известные секретные кнопки, проговорил:
– Алексей? Что там у Бардина, кабинет свободен? Да? Хорошо. Зайди ко мне, проводишь туда… нашего гостя.
Стрелков появился в кабинете через несколько минут, как всегда свежий и радостный, но, поняв по воцарившемуся неловкому молчанию, что что-то пошло не так, тоже приуныл. Однако на безупречных манерах майора это никак не отразилось, и в кабинет неизвестного Гурову человека по фамилии Бардин его сопроводили со всеми возможными предупредительностями.
– Тихое, уютное местечко, – щебетал Стрелков. – Отлично подойдет для доверительного разговора. Уверен, вам там будет очень удобно общаться.
Вполуха слушая этот вздор, Гуров шел по коридору и думал о том, что весь предыдущий разговор в кабинете командира части – это от начала и до конца разыгранный спектакль. Неизвестно, насколько доверительным будет его разговор с Рыбаковым, но в разговоре с Калачевым все было шито белыми нитками. Все эмоциональные всплески, все возмущения и удивления, все это было совсем не искренне и к доверительности никак не располагало.
Уже одно грозное обещание посадить Рыбакова под арест полностью выдавало надуманность всех этих бурных эмоций. Пожар произошел два дня назад, и все это время командир части, конечно же, был в курсе, что именно Дмитрий Рыбаков отвечает за сохранность и перемещение боеприпасов. Тем не менее до приезда Гурова он почему-то не предъявлял ему свои гневные претензии и не спешил сажать в карцер. Что ж, посмотрим, как поведет себя Рыбаков и что поведает…
Глава 3
Кабинет, выделенный командиром военной части для проведения допросов, действительно был расположен довольно удачно. Он находился в самом конце длинного коридора, идущего через весь второй этаж, и «прохожие» здесь бывали чрезвычайно редко.
Устроившись за столом, который в другое время, несомненно, занимал хозяин кабинета, Гуров пригласил Рыбакова сесть напротив и несколько минут молчал, давая обескураженному заведующему хранилищами прийти в себя.
– Расскажите мне про этот склад, – спокойно сказал он, увидев, что Рыбаков немного оклемался и готов говорить. – Если я правильно понял, помещение было построено довольно давно. Вообще, с чем была связана недавняя утилизация? С тем, что хранившийся там арсенал устарел?
– Склад? – рассеянно переспросил Рыбаков. – А что склад? Склад старый был. Заброшенный, можно сказать. И арсенал там был старый. Непригодный уже. Туда, можно сказать, и не заглядывал никто. А вы что, новенький, что ли? – неожиданно перешел он к вопросу, явно очень его интересовавшему. – По этому делу к нам вроде парень какой-то приходил. Молодой.
– Нет, я не новенький. Просто из другого ведомства.
– Из другого? Из какого?
– Из московского Главка. Ваши взрывы так нашумели, что даже у нас отозвалось, – чуть усмехнувшись, ответил Лев.
– Из московского?..
На лице Рыбакова отразилась напряженная работа мысли. По-видимому, он сопоставлял в уме фразу «из московского Главка» и поведение своего вероломного начальника. Выводы, к которым приходил заведующий хранилищами, похоже, были не слишком приятные.
– Так, значит, склад этот был заброшенный, – вывел его из задумчивости Гуров.
– А? Да. Заброшенный был. Мы его ремонтировать хотели, оборудовать в соответствии с современными требованиями, – произнес Рыбаков, явно повторяя услышанную где-то «умную» фразу. – Поэтому и решили почистить. Освободить то есть от арсенала. Помещение-то само по себе надежное. Было. Не оборудованное только. А так – хоть куда. Двери, замки, все там было на должном уровне. В плане безопасности, в смысле. Полная гарантия от посторонних проникновений. А как же? Иначе нельзя. Это ведь вооружение.
– А что конкретно там находилось? – как бы невзначай поинтересовался Гуров.
– Что?.. – тянул время Рыбаков, мысленно подбирая «правильный» ответ. – Патроны были, гранаты. Оружия не было. Только боеприпасы.
– Патроны и гранаты, больше ничего?
– Да, кажется, больше ничего, – как-то странно ответил Рыбаков.
Такая неопределенность в формулировках навела Гурова на мысль, что его собеседник «темнит». Не говоря уже о том, что заведующий хранилищами просто в силу своих должностных обязанностей должен был знать, где что лежит, сама по себе утилизация, проведенная совсем недавно, должна была оставить в памяти совершенно четкое представление о количестве и видах уничтоженных боеприпасов.
