Миновав проход, отряды свернули вправо и застопорили ход. Оказавшись внутри японского обороняемого периметра, всего в трех кабельтовых севернее Токушимы, и не прекращая огня шрапнелью с тыла и флангов по всем известным укреплениям противника, броненосцы легли в дрейф, подрабатывая машинами, гася снос от течения и удерживаясь на одном месте. Периодически проводились внезапные короткие огневые налеты фугасами, чтобы держать противника «в тонусе».
С «колбасы» разглядели, что из леса, покрывавшего крутые береговые склоны, выходят дороги прямо к небольшим деревянным пристаням под северным берегом Токушимы и во внутренней гавани каменистой косы у восточной оконечности Авадзи. Возможно, эти дороги ведут к батареям. Как-то ведь завозят туда снаряды японцы. Вьючными тропами боезапас для калибра 270–280 миллиметров не протащишь при всем желании. Решили провести разведку боем, после чего сразу продвигаться к главным целям атаки.
Кроме изрядной экономии боезапаса, эта вылазка в случае успеха в разы повышала безопасность наших тылов и путей отхода. В то время как лишний час-полтора задержки у пролива броненосцев и «Урала» с расквартированными на нем войсками уже не играл особой роли. Свою главную задачу они выполнили. Основные силы десанта ушли вперед, а поддержка войск, высаженных в портах, огнем с крейсеров первого ранга и пушками самих десантных пароходов-крейсеров считалась более чем достаточной, учитывая, что противостоять им, похоже, могли только полевые батареи.
С «Урала», тянувшегося в самом конце процессии, еще в проливе на ходу начали спуск шлюпок для высадки десантных рот. К тому моменту, когда он встал за броненосцами под северным берегом Токушимы, все катера и баркасы были на плаву, и их начали заполнять пехотой, приступив к перевозке людей на берег. Благополучно достигнув пристаней, при полном отсутствии противодействия, пехота устремилась по оказавшимся даже мощенными булыжником дорогам в глубь территории. На Авадзи в течение получаса удалось достигнуть самых дальних японских фортов. На марше опасались засад среди деревьев, смыкавшихся кронами над дорогами, и кустов. Но, к всеобщему удивлению, все обошлось.
Прекращавшийся по условному сигналу ракетами огонь с кораблей позволял быстро занимать японские позиции, одну за другой, и нейтрализовать остатки контуженых, перераненных и полностью деморализованных гарнизонов батарей, почти совсем потерявших боеспособность.
Когда взяли последний форт на Авадзи, на Токушиме, где путь до целей оказался в разы короче, уже закончили уничтожение заградительных позиций. Засадная батарея оказалась очень солидным сооружением с бетонными брустверами толщиной более семи футов. Они выдержали множество попаданий, но это не помогло японцам. Подковообразные орудийные дворики не имели нормальной защиты с восточной стороны, откуда и достали орудия и их обслугу снаряды с крейсеров. К развалинам пушечной батареи, где продолжали рваться боеприпасы, не приближались. Контролировать разрушение гаубичных позиций не было необходимости. Несколько залпов с тяжелых кораблей, оказавшихся у них в тылу, вызвали детонацию погребов.
На фортах западной оконечности Авадзи все уцелевшие орудия подорвали найденными в артиллерийских двориках снарядами. Погреба, командные пункты и средства связи также взорвали, а постройки, в том числе и разрушенные, подожгли, после чего двинулись обратно, прихватив с собой всех найденных живыми офицеров, а также бумаги, какие удалось обнаружить.
Обратный путь проделали гораздо быстрее, поскольку двигались не по уходившей бесконечными петлями вверх дороге бегом, а под гору, к тому же на трофейных снарядных повозках. Этим транспортом, вместе с лошадьми, удалось разжиться на интендантском складе, на который случайно наткнулся один из отрядов. Когда последние шлюпки уже отвалили от пристаней, из подходившего к самой воде леса показались вооруженные люди, начавшие стрелять по отдельности и залпами, но их сразу прижали к земле пулеметами и пушками с катеров.
* * *
К этому времени уже было известно, что рейды портов Кобе и Осака, расстояние между которыми не превышало десятка миль, не имеют никакой обороны. Когда разделившиеся эсминцы отряда Андржиевского, идя на максимально возможном для их изношенных механизмов ходу, достигли назначенных им пунктов внутри залива, японцами еще не было предпринято никаких попыток минирования или блокирования внутренних акваторий. Даже почти все вехи и буи в его довольно мелководном северо-восточном углу оказались на своих местах. Фарватеры, обозначенные ими, вели к устью реки Ойодо, на берегах которой широко раскинулись кварталы Осаки, дымившие трубами многочисленных фабрик и заводов.
Занимавшиеся как раз снятием обвеховки два лоцманских катера из порта Осаки были быстро настигнуты, остановлены и взяты на буксир, а их экипажи перешли на борт «Грозного», сменив статус на военнопленных. Вот только немедленно допросить их возможности не было. По-японски знали лишь пару фраз, совершенно не подходящих к ситуации. Причем их обе, в азарте, использовали при захвате своих трофеев, вызвав легкое недоумение японцев, вероятно, так и не понявших, как убрать паруса на катере, не имеющем даже мачты. Попытки вести беседу на английском и немецком результата не дали, и пленников просто заперли в носовом кубрике.
Пока эсминцы не углубились в обширные стоянки внешних рейдов, они постоянно переговаривались между собой. Поскольку радио только фонило, а соседей было не разглядеть с такого расстояния да еще при дымке, упорно висевшей над водой в закрытой акватории залива, для этого пользовались фонарями из вороньих гнезд.
Крейсера Добротворского остались где-то за кормой, и даже их дымы почти слились с общим серым шлейфом, тянувшимся от пролива Китан. Так что в случае внезапного нападения на быструю помощь с их стороны рассчитывать не приходилось. Готовились прикрывать друг друга сами.
Но, как выяснилось, даже это было бы затруднительно, поскольку, едва войдя на внешние рейды портов, миноносцы потеряли из вида друг друга. Слишком много там оказалось всего. Часть судов стояла на якорях или бочках, некоторые у причалов, а между ними передвигалось во всех мыслимых направлениях сразу огромное количество разнообразной плавучей мелочевки. Причем эта мелочевка курсировала как в пределах гаваней, так и между ними. Это было похоже на большой муравейник. Казалось, что два наших эсминца должны были неминуемо в нем увязнуть и исчезнуть.
Невольно робея от грандиозности панорамы, они продвигались, каждый к своей цели, ожидая в любой момент залпа из чего-нибудь серьезного с берега или из толпы судов впереди и вокруг. Но по маневрировавшим непосредственно в портовых зонах «Грозному» и «Бодрому» никто не стрелял! В то время как они, наоборот, палили часто, выписывая крутые зигзаги на полном ходу, пытаясь блокировать все японские передвижения по воде.
Сначала получалось не очень. Обычные сигналы просто игнорировались, а предупредительные выстрелы не давали желаемого эффекта. Едва остановив снарядом под нос одно-два судна, даже не судна, а так, лодчонки, приходилось их оставлять и спешить к следующим, вызывающим подозрение. Тем временем остановленные успевали смыться. Стало получаться только когда начали принуждать к повиновению еще и короткими пулеметными очередями поверх палуб. Как оказалось, это действовало сильнее артиллерийского огня.
