В десять вечера передача вышла в эфир. В половине одиннадцатого запищал домофон Алисы.
— Да, — с замиранием сердца отозвалась Алиса, в глубине души надеясь, что это Никита.
— Это Павел Игнатьевич, открывайте, Раевская.
Алиса нажала на кнопку и машинально подкрасила помадой губы. «Ему-то что надо?» С тревогой она открыла дверь и ждала, пока лифт остановится на ее этаже.
Павел Игнатьевич кивнул Алисе, прошел прямо в пальто в гостиную и остановился в центре комнаты.
— Умный противник — сильный противник, — хмуро заметил коммерческий директор. — Ваша взяла.
— Вы уверены? — стараясь скрыть улыбку, осведомилась Алиса.
— После такого «промоушен», который вы устроили себе и газете? Эта передача раскрутит газету именно так, как нам хотелось. Молодец, госпожа шеф-редактор.
— Спасибо.
— Только одно условие. — Он направил указательный палец в ее сторону. — Короткевич остается у вас в газете.
— Нет!
— А я говорю: останется, это мое условие. Будет заниматься рекламой и отчитываться за это только передо мной, — с нажимом произнес Павел Игнатьевич.
Несколько секунд Алиса размышляла.
— Согласна.
— А теперь, — он почти вплотную приблизился к ней, — не хотите ли отпраздновать окончание своего, скажем так, отпуска?
— Оплаченного отпуска, вы имеете в виду? — невинно поинтересовалась Алиса.
— Конечно, — кивнул Павел Игнатьевич. — Итак?
— Не сегодня, — Алиса сделала несколько шагов назад, — но когда-нибудь обязательно.
— Хорошо. — Он резко повернулся и пошел к выходу. — С завтрашнего дня можете приступать к работе.
— У меня есть личные дела, которые я хотела бы закончить, — в спину ему крикнула Алиса.
Спина застыла не оборачиваясь, Павел Игнатьевич поднял два пальца.
— Два — два? — догадалась Алиса.
— Два дня, — бросил он, — причем за ваш счет.
— О’кей. Я думаю, мы сравняли счет, — весело заметила Алиса, с силой захлопывая дверь.
Через десять минут домофон вновь ожил.
«Никита!» — вновь подумала Алиса.
— Это Мила Короткевич, — гнусаво сообщил домофон, и Алиса молча нажала на кнопку.
«Сейчас последуют оправдания, слезы и уверения в совершенном почтении». Она брезгливо передернула плечами, открывая дверь квартиры и впуская Милу, которая действительно вошла со словами:
— Нам все равно пришлось бы объясниться.
— Не понимаю зачем… — Алисе не хотелось пропускать Милу в гостиную.
Однако она не могла не заметить, что в сегодняшней Миле мало что было от прежней, готовой выполнить любое поручение девушки, которая полгода сидела напротив нее в редакции. Сегодняшняя Мила выглядела старше и, как ни странно, умнее. А может, опытнее — этого Алиса сразу определить не могла.
— Мы же будем работать вместе, — откидывая капюшон короткого рыжего свингера, начала Мила, — давай расставим все точки над i.
— Зачем? — сухо поинтересовалась Алиса, с досадой отмечая, что Мила и сегодня скопировала фасон ее розовой шубки с капюшоном от Ольги Моисеенко. Интересно, зачем она это делает?
— Алиса, — Мила села прямо на пуфик в прихожей, — не думай, что я не знаю, что творится у тебя в душе.
— Вот как?
— Никто не рассчитывал, что ты уйдешь из газеты, Это была полнейшая неожиданность и катастрофа.
— В первую очередь для тебя, — съязвила Алиса.
— После того как я ушла из Останкина, Павел Игнатьевич дал мне возможность попробовать свои силы в газете. Однако это не означало, что свою энергию я должна была тратить на то, чтобы быть у тебя девочкой на побегушках. Я сидела и копила энергию, как аккумулятор.
— Так ты протеже Павла Игнатьевича, — запоздало удивилась Алиса, — и его…
— Нет, — Мила скривила губы в усмешке, — не его. Другого. Но не это главное.
— А что главное?
— Мне скоро тридцать. Да-да! И я не желаю прозябать и горбатиться на чужого дядю, вернее, тетю. — Мила поудобнее устроилась на пуфике. — Я рано научилась жить самостоятельно и сразу поняла, что никогда не буду частью целого — коллектива, команды или группы. Я — это я и буду играть в одиночку. Я ведь не москвичка, родилась в Сочи. Моя мать была курортной медсестрой в Мацесте, отца я не знаю, предполагаю, что это один из курортников кавказской национальности. Достаточно посмотреть на меня в профиль… Видишь мой горбатый нос, мои черные восточные очи?
— Мила, зачем ты все это рассказываешь? — поморщилась Алиса. — Ты же не на исповеди и не у психоаналитика.
— Я должна объясниться, — упрямо повторила Мила.
— Да тебя не узнать, — иронично заметила Алиса, — была тихой, вялой, услужливой. А сейчас такой напор!
— Вот я и говорю, что ты меня плохо знаешь. Павел Игнатьевич посадил меня в редакцию и сказал: «Научишься — получишь газету». Тогда я подумала, что это мой второй шанс — возглавить дело, раскрутиться. Я следила за тобой, подражала. Старалась поймать тот момент, когда ты писала статьи, придумывала что-то новое. Я, как кошка, которая готова сутками сторожить у норки мышь, тихо сидела и караулила свою возможность. И дождалась. И еще: я не желаю довольствоваться полупустой однокомнатной квартирой в Черемушках за сто двадцать долларов в месяц, хозяин которой каждую неделю в мое отсутствие проверяет, на месте ли его рассохшаяся старая мебель.
— Не надо объяснять свои деяния трудным детством, — брезгливо поморщилась Алиса. — Ты с благословения Павла Игнатьевича хотела сделать карьеру на чужих костях, но не вышло. Твой трогательный рассказ, кстати, сочувствия не вызвал.
— Сочувствия? — изумилась Мила. — А зачем мне оно? В жизни надо иметь когти и зубы. И будь уверена — я добьюсь своего. Реклама — прибыльный бизнес. — Высказав все, что хотела, Мила медленно поднялась и накинула капюшон на голову. — Это ты доверчивая как ребенок, который верит в Деда Мороза и прочие чудеса.
— А ты в них не веришь? — вырвалось у Алисы.
— Нет! — Мила презрительно тряхнула головой, и Алиса успела разглядеть горячее упрямство в ее черных глазах.
Весна
Когда после ухода Милы домофон запищал в третий раз, сердце Алисы екнуло.
«Теперь точно Никита», — обрадовалась она и нажала на кнопку. К ее разочарованию, через три минуты в дверях стоял почтальон.
— Вы ко мне? — изумленно таращилась на него Алиса.
Почтальон поднял грустные, как у спаниеля, глаза на номер ее квартиры и выразительно перевел их на тетрадь, которую держал в руках.
— Вам телеграмма, — с укоризной сообщил он, — распишитесь.
