— Алло, алло! — всполошился доктор, услышав долгое молчание в трубке. — Алло, вы меня слышите?
— Слышу, — тихо отозвалась я, — приезжайте, пожалуйста, сразу, как только сможете.
Нет, в зеркале не было ничего потустороннего. Там просто была я, обычная, всегдашняя. Почему я решила, что в моей жизни что-то изменится за эти три дня? Эйфория прошла, Максим мне больше не нужен — это я поняла. Меня зазнобило — как будто холодный безразличный нож отхватил за спиной большой кусок территории, еще больше сужая мое жизненное пространство. Еще более тяжелая депрессия навалилась на меня. Через час в дверь позвонили.
— Ого! — закричал Вадим Ефимович, проходя через коридор и останавливаясь напротив масок. — Вот это да! Недавно я такие видел у Сенкевича в передаче. Наверное, шаманские?
— Да, — хмуро подтвердила я, не желая продолжать экскурс в историю, и провела доктора в гостиную.
— Красота какая, как в голливудском фильме! У них всегда показывают огромные комнаты, а там совсем немного мебели. — Оптимизм врача был сегодня до тошноты неуместен.
Воздав должное картине авангардиста, Вадим Ефимович наконец подошел ко мне, заглянул в глаза и участливо спросил:
— Что, так плохо?
У меня даже не было сил говорить, доктор измерил давление, посчитал пульс.
— Вам надо поесть, выпить крепкого чая и лечь.
Я отрицательно замотала головой. Зачем! Зачем все это! Какая я дура! Закипевшие слезы в глазах грозили вылиться в бурный поток. Вадим Ефимович ловко справился и с этим. Через полчаса я сидела на диване, под пресловутой картиной, укутанная в тяжелый теплый плед, попивая крепкий чай, накормленная чем-то простым и вкусным, а неспешная речь врача объясняла, успокаивала. Оказывается, маленькие ростки надежды, поднявшиеся во мне после второй встречи с доктором, были так слабы, что марш-бросок просто истощил мои и без того скудные резервы.
— В корне менять жизнь никому еще не удавалось. Менять надо потихоньку, в нюансах, штрихах, очень деликатно. Нельзя быть такой максималисткой. Помните, как в знаменитой книге старичок протезист приносит обезноженному летчику протезы и как Мересьев тут же вскакивает? И как он сразу же падает? Только тренировка помогла ему научиться вновь ходить.
— Какая же тренировка нужна мне? — недоверчиво пробубнила я.
— Ага, интересно стало? — радостно воскликнул Вадим Ефимович и с жаром принялся объяснять: — Самая тяжелая тренировка — для души. Научиться радоваться себе и жизни — еще какой труд. А теперь давайте сюда вашу чашку и ложитесь, надо немного поспать. Вы закрываете глаза и слушаете мой голос, для вас существует только мой голос. Вы рас-слаб-ля-е-тесь.
Тягучий голос врача навевал дремоту, ресницы склеивала тонкая паутина, тело полностью растворилось в мягкости дивана. Так прошел мой первый сеанс гипноза, и, надо сознаться, я с сожалением вынырнула из дремотного состояния на поверхность своей никчемной жизни. Первое, что я увидела, — спокойные, орехового цвета глаза моего доктора. Он погладил меня по голове и пообещал вернуться к вечеру. После его ухода я выпуталась из своего пледа-кокона, осторожно сделала несколько шагов. Уши уловили ребячий гомон, доносившийся сквозь открытое окно со двора, кожа почувствовала жгучее прикосновение солнечного луча, нос осязал горьковатый запах увядающих пионов. Пожалуй, еще никто из мужчин так не ухаживал за мной, не закутывал заботливо в плед, не гладил по голове. Что-то сдвинулось в моих мозгах, и мне безумно захотелось, чтобы Вадим все время был рядом, я представила себе его теплые руки, от которых невидимыми лучами исходит целительная сила, его золотистые глаза, голос. Даже наигранный энтузиазм уже не казался таким противным. Поплавав в ласковом потоке фантазии, который принимал уже опасное направление, я больно ущипнула себя за руку: «Вернись на землю, Тая! О чем ты думаешь? Тебя пожалели, погладили по голове, а ты и растаяла! Ты сейчас похожа на собачку Каштанку, которая ищет ласкового хозяина. Опомнись!»
* * *
Вечером доктор уютно устроился в кресле и потребовал рассказать все еще раз и по порядку. Он занудливо выяснял каждую деталь, просил повторить то или иное высказывание и без конца переспрашивал. Когда я обреченно сообщила о своем прозрении, Вадим Ефимович наклонился вперед и довольно злым голосом спросил:
— И долго ты собираешься играть в эту игру, Таисия? Не обманывай себя. Ты гонялась за этой амебой по имени Максим только потому, что нужна была иллюзия — все подруги замужем, у всех есть друзья, любовники, дети, а что ты можешь ответить на сочувствующие вопросы подруг? Вот и выдумала себе отговорку: «Люблю одного Максима, а он женат. У меня все нормально, просто временные трудности». Ты напялила маску несчастной, всеми брошенной и не собираешься расставаться с ней!
Во все глаза я смотрела на непривычно сердитого доктора и задыхалась от злости. Запустить бы в него чем-нибудь тяжелым, чтобы он закрыл свой рот, я ненавидела его в этот момент с космической силой.
— Какая чудовищная ложь! — завизжала я. — Вы не имеете права! Замолчите!
Надо же, какой-то докторишка имеет наглость глумиться надо всем, что мне дорого, разрушить все то немногое, чем я жила, что меня вообще держало на поверхности в этом мерзком болоте, именуемом жизнью!
— Неужели лучше было бы выйти замуж за какого-нибудь алкаша, бабника, тряпку или садиста, сидеть на грошах и с кучей сопливых ребятишек проклинать свое замужество! Мол, пусть будет плохонький, но свой! — заорала я.
— А чем твоя жизнь лучше? — вкрадчиво спросил Вадим. Он сел рядом со мной и, как маленькую девочку, погладил по голове. — Что было не так с тобой, Тая? Расскажи!
— Нет! — Я помотала головой. — Нет, не хочу!
Вадим встряхнул меня за плечи.
— Ты должна сказать себе правду. Оглянись, ты разрушаешь сама себя, освободи свой мозг! Ты будешь счастлива, обещаю тебе!
— Откуда вы знаете? — угрюмо спросила я, вспоминая свои сегодняшние фантазии.
— Знаю. — Он улыбнулся, и в его глазах на секунду проскользнуло жесткое выражение. — Тая, когда ты в первый раз влюбилась?
— Не помню.
— Нет, милая, давай начистоту, мы же договорились. Давай прокатимся по городу. Все-таки движение, смена состояния лучше статики, тебе будет легче. Собирайся!
Как не похож был сегодняшний город на ту Москву, по которой мы ехали три дня назад! Сейчас это был угольно-черный город, расчерченный яркими гирляндами фонарей и узорами иллюминации. Доктор оказался прав, езда развлекла меня, я старалась не думать, сколько бензина тратит мой ненавистный врачеватель, проводя такую «психотерапию на колесах». А ведь я еще не заплатила за утренний сеанс!
Какая-то деталь привлекла мое внимание, зацепила, и вот я уже неожиданно для себя с увлечением вспоминала свое археологическое прошлое. Вадим слушал затаив дыхание. Лучше, чем Сенкевич, я рассказывала о том, как колесила в юности с родителями по Средней Азии, Украине, Молдове, Сибири. Как в университете занималась проблемой возникновения добычи и разработки металлов в первобытных племенах. Как пропадала в Грузии, где находится древний Самтаврский могильник. Там нашли первое железо, появившееся в конце второго тысячелетия до нашей эры. Я почти что пересказала свою несостоявшуюся диссертацию о культуре железного века, принадлежавшей скифским племенам Северного Причерноморья…
