— Я лечусь, врачи советуют, всю заразу убивает, — авторитетно объяснил он мне.
Лекарство подействовало, и Петя безмятежно заснул в кресле.
Леша делает мне отчаянные знаки, он не может найти нужный диск для концерта по заявкам. Я бросаюсь ему на помощь, лихорадочно перебирая коробки, и наталкиваюсь на искомый диск случайно — на нем стоит пустой бокал из-под Петиного «лекарства». Сам Петя сладко почивает.
— Да проснись же ты! — свирепею я. — Работы невпроворот, а он дрыхнет!
— Я болен, — невнятно бормочет Петя, — прошу меня не трогать.
Сегодня в эфире грипп становится темой номер один, нам без конца звонят с просьбой передать пожелания выздоровления знакомым и друзьям, страдающим от мерзкого недуга. Через звуконепроницаемое стекло я вижу, как Леша борется с Петей за его разум, вырывая из рук бутылку коньяка, которым тот собрался продолжить «лечение». Мне ничего не слышно, но по характеру эмоций я вижу, что борьба происходит не на жизнь, а на смерть. Леша запускает рекламу, я вываливаюсь из студии, Петя обиженно обжигается пустым горячим чаем и мотает головой. Для прочистки мозгов я выдавливаю ему в чашку свой лимон.
— Две секунды, — предостерегает меня Леша.
Я снова в эфире. В два часа ведущие программы «Опера и мы» один за другим отказываются прийти на передачу. Причина все та же — болезнь.
— Кто же будет вести сегодня? — чуть не плачу я в телефонную трубку и заставляю Лешу искать по всем радиостанциям оперные записи.
Звонит телефон. Останавливая стремительный порыв Пети, помощник отзывается и таращит глаза, стараясь не дышать в телефонную трубку. Звонит главный продюсер нашей радиостанции.
— Танюша, — слышу я недовольный голос, — вы что, сегодня с ума сошли? Что это за эфир? При чем тут грипп? Где все?!
Я стараюсь как можно вежливее объяснить всю ситуацию, и мой горестный рассказ о злодейском гриппе пронимает его.
— Что же мы будем сегодня давать, а? — недоумевает продюсер.
— А вы пригласите Лисенко, может, он нам что-нибудь расскажет, — не могу удержать я язвительного тона.
— Лисенко? — переспрашивает он. — А что, это идея!
Никто уже не может вспомнить, кто первый привел Лисенко к нам на радиостанцию. Он начал с простых утренних репортажей о фолк-жизни в стране, потом получил программу и незаметно, тихой сапой, раскрутился вовсю. Музыкальное направление нашей радиостанции кардинально изменилось — народная музыка затопила весь эфир.
— Что это? — ругался наш продюсер. — В самое лучшее эфирное время какая-то «Чибатуха» да «Семеновна»!
Но Лисенко удержался на плаву, более того, получил еще одну программу. Не было часа, чтобы в эфире не звучал голос Лисенко вживую или в записи. А когда Лисенко нужен тонущей в волнах инфекции радиостанции, как спасательный круг, его не оказывается дома!
— Пять секунд, — бесстрастно заявляет Леша.
Я снова в эфире. Прерываемая рекламой чаще, чем нужно (вот радость для рекламодателей!), программа тяжело катится к концу. Вырываюсь на свободу, сейчас придет замена. Петя остекленело глядит в чашку, он гадает на кофейной гуще.
— Ерунда какая! — ругается он и мотает головой.
— Петя, дружок, — как можно ласковее прошу его, — сбегай вниз, сейчас придут победители викторины за призами.
Петя переваривает мою просьбу и милостиво кивает, а я пододвигаю ему коробку с видеокассетами.
— Только, — на лбу у Пети прорезаются морщины, — внизу холодно.
— А ты оденься потеплее, — сладко советую ему.
Бренча кассетами, обмотав вокруг шеи длинный, как у Айседоры Дункан, шарф, Петя уходит. Я заполняю гонорарные листы, замечая, что сегодня состоялся «Эфир имени меня».
Бросив взгляд в окно, замечаю, что пошел снег — большие мохнатые хлопья падают на город, словно кто-то наверху действительно выбивает снежные перины. Еще немного — и я свободна! Сегодня ровно в пять меня будет ждать Андрей, самый лучший на свете мужчина. Я познакомилась с ним в начале декабря, в тот замечательный день с самого утра шел снег, обычно в такие дни мне все удается, словно белая снежная пелена дает возможность исправить все ошибки и начать жизнь по-новому. Андрей принес в мою жизнь надежду на обновление, стабилизацию, успех и на то, что в моем доме наконец разгорится семейный очаг.
— Танька! — с грохотом распахивается дверь, распугивая мои мысли. — Подмена не придет, она заболела!
Душа уходит в пятки — Андрей не дождется меня и уйдет! Праздничное настроение гаснет, я снова сижу в душной, подслеповатой комнате, насыщенной запахами растворимого «Нескафе» и коньяка. Ручка вываливается из моих рук.
— Где Лисенко? — спокойно спрашиваю я, словно ничего не случилось.
— Едет, — лаконично отзывается Петя, теребя кисти своего шарфа. — Тебе помочь, Танюш?
— Что же мне теперь, сказки читать, что ли? — со стоном говорю я. — Сказки? Где моя сумка?
Из сумки вытаскиваю «Анну Каренину» — я часто перечитываю ее. Какое счастье, что она сегодня со мной!
— Леша, ищи что-нибудь лирическое! Петька, за мной, будем читать по очереди!
И Петр Мальцев плетется за мной в студию. Наушники. Музыка. Чайковский. Начали!
— Уважаемые радиослушатели! Мы открываем рубрику «Литературное наследие» и начинаем читать роман Льва Толстого «Анна Каренина».
Сидящий с несчастным видом Петя неожиданно сильным, красивым голосом произносит нетленные первые строки: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских».
В одиннадцать часов вечера, когда Петя окончательно охрип, приезжает засыпанный снегом, румяный, как Дед Мороз, Лисенко. Студия полна Чайковским.
— А где все? — удивляется Лисенко, оглядывая пустую комнату.
— Ты что, ничего не знаешь? — мрачно интересуется Леша.
— Нет, я прямо с дачи. Позвонили родители, сказали, чтобы срочно ехал. А что случилось?
— Лисенко! — прорычала я. — В эфир, срочно!
«Семеновна, Семеновна…» — весело грянула музыкальная заставка, словно не было этого сумасшедшего дня. Опять звонит продюсер:
— Молодец, Танюша. С «Карениной» очень интересная задумка, считай, эта программа твоя!
СТЕКЛЯННОЕ СЕРДЦЕ
Они неотвратимо двигались навстречу друг другу, столкновение было неизбежным. По одной дорожке плыл он, красиво рассекая кролем голубые воды бассейна, по другой дорожке плыла она, подгребая частично брассом, частично по-собачьи. Удивительно, что через равные промежутки времени они встречались почти на одном месте посередине бассейна. Он делал широкий взмах рукой, окатывал ее голову в красной шапочке массой брызг, она морщилась, отворачивалась, бормоча тихо проклятия в адрес «мужиков, которые плещутся в общественных бассейнах, как беспардонные моржи». Спустя сорок минут он переплыл к лесенке, ведущей наверх, и быстрым поплавком вытолкнул свое загорелое тело на бортик. Все по тому же странному совпадению сразу за ним подгребла к лесенке она. Схватившись за поручни, ступенька за ступенькой она выносила из воды свое белое рыхлое тело в пестром купальнике. Издали она походила на яркий пышный цветок, растущий на ветке тропического дерева прямо над водой. Они сдали в одно и то же окошко жетончики бассейна, и в гардеробе ее полушубок и его дубленка оказались висящими рядом. Третье совпадение уже было невозможно проигнорировать — это выглядело бы как-то неестественно. Поэтому они вежливо улыбнулись друг другу. Он помог ей одеться, открыл перед ней дверь на улицу, там они остановились. Ветер швырнул им порцию колючей крупы в лицо, крепкий морозец пробрался до самых промытых тел.
