Десять лет брака пролетели как один медовый месяц. Потом Алена потеряла мать. Она умерла скоропостижно — просто не проснулась. Все эти печальные дни Николай был рядом с Аленой, не отходил от нее ни на шаг. На девятый день Алена почему-то шепотом призналась мужу: «Коля, я перестала видеть. Как будто черная занавеска закрылась, различаю только свет и тьму. Мне так страшно».
От чувства беспомощности у него впервые защемило сердце острой, режущей болью. Потом стали приходить мысли — теперь они связаны навсегда, Алена и он. Даже если перестанет любить ее — он должен будет оставаться рядом. Когда она постареет и не сможет работать — он должен будет стать ее нянькой, ее сиделкой. Николай отгонял эти непрошеные мысли прочь. «Ты же мужик, — повторял он слова жены, — держись, не раскисай!» Он выхлопотал внеочередную путевку в федоровский центр, сразу оплатил все дорогостоящие исследования (к тому времени наша медицина перешла на самоокупаемость). Диагноз был неутешительным: наука пока бессильна что-либо сделать. Сетчатка имеет только две точки фиксации. Если нарушается ее целостность — она отрывается и болтается словно парус. Уже однажды «прибитая» лазером, положенная на место, она снова оторвалась от ложа. Тяжелая физическая работа и стресс оказались гибельными для нее. Иногда он представлял себя утесом, вокруг которого кипят и бьются волны. Никогда здесь не бывает штиля. Грозная пучина желает разбить, поглотить этот выпирающий из нее кусок камня. Но утес стоит непоколебимо. На нем вьют гнезда чайки, птицы, летящие в дальние края, останавливаются здесь, чтобы передохнуть… Так и он, Николай, должен выстоять, не сдаться стихии.
Почти ничего в жизни не изменилось — теперь Николай провожал жену утром в больницу, а вечером ее приводил кто-нибудь из пациентов. В доме она передвигалась как зрячая — руки помнили, что где лежит, она прекрасно продолжала готовить, стирать. Если по телевизору шла какая-нибудь передача или фильм, Алена подсаживалась, слушала, комментировала. В любом случае ее жизнелюбивый характер не превратил жизнь в кошмар. Ни Алена, ни Николай не чувствовали себя ущербными. Этим летом они провели замечательный отпуск, как обычно, в доме отдыха в Геленджике. Брали четырехместный катамаран и заплывали далеко в море. Алена барахталась в воде, бесстрашно прыгала с катамарана в воду, загорала, с наслаждением подставляя солнечным лучам свое гибкое тело. Никто и не догадывался, что эта женщина слепа.
Татьяна пришла в себя, когда солнце стояло в зените. Полдень. Она оглянулась — и с трудом узнала место, где находится. Далековато занесло ее сегодняшнее любопытство. Такое с ней произошло впервые. Поймав машину, приехав домой, она пошла в ванную и на всю мощь включила воду. Подняв голову, Татьяна отшатнулась: из глубины зеркала на нее смотрела полусумасшедшая старуха — растрепанные волосы, глубокие морщины, безумные глаза. Опустившись в горячую ванну, почти кипяток, Татьяна принялась размышлять. Бедненький Коля! Он так тщательно скрывал, что его жена слепая. Господи, как он мучается, разрывается между двумя домами! Слезы заструились по ее щекам — благородство не позволяет ему бросить слепую женщину на произвол судьбы. Помедлив, она смыла соленую влагу с лица — значит, он привязан к ней навсегда! Значит, прощай мечта о счастье! Так и останется она, Татьяна, одинокой вдовой, принимающей время от времени визитера. Она яростно окатила себя ледяной водой из душа. Что-то надо придумать. А в первую очередь — переговорить с Николаем.
Вечером Николай приехал к ней, в полном молчании они поужинали. Татьяна измерила ему давление, пощупала пульс.
— Пошаливает слегка сердечко, — озабоченно произнесла она докторским тоном.
— Да, — томно отозвался он, — весь день что-то сдавливало.
Накапав из пузырька в мензурку двадцать капель валокордина, подождав пять минут, она вздохнула и начала трудный разговор.
— Коля, я все знаю, — сообщила она расслабившемуся было мужчине.
Тот был ошарашен. Нет, он был уничтожен. Несмотря на успокаивающее действие лекарства, Николай вскочил с кресла, мерил шагами комнату, размахивал руками. К такой реакции Татьяна была готова, она молча и терпеливо слушала его историю, аргументы, почему он должен оставаться с женой. Когда выдохнувшийся, как воздушный шарик, Николай засыпал тревожным сном в ее объятиях, Татьяна, баюкая его, как маленького ребенка, понимала — от соперницы надо избавиться.
Алена давно почувствовала, что не все ладно у них в семье. Замкнутость мужа, его частые вспышки раздражения, странные ночные дежурства… Теперь все выходные она проводила одна, в четырех стенах. Николай то гостил у товарищей на даче, то отдыхал в профилактории. Часто он включал видеомагнитофон, она слышала, как шуршала лента, но звук был убран. Что он там смотрел? Первое, что ей приходило в голову, — увлекся порнофильмами на старости лет, а признаться в этом стыдно. И она, тихонько улыбаясь, уходила в спальню, в свой уголок. Там были два магнитофона, наушники. Татьяна всегда любила читать. Когда глаза отказали, ее записали в библиотеку для слепых, где на кассетах были наговорены различные книги. Там не было современных детективов и дамских романов, о которых так часто щебечут медсестры. Но были любимые Паустовский, Ахматова, Чехов…
Как-то вечером соседка, зайдя поболтать, простодушно удивилась: «Коль, чего это ты там смотришь — праздник, что ли, какой на работе? И дама какая симпатичная! Алена, а звук почему не работает?» Неизвестно, что ей ответил Николай, но подозрение закралось в душу Алены. Дама? У ее Николая дама? Ерунда!
На следующий после разговора с Татьяной день Николай приехал домой, к Алене. Он усадил жену рядом и, взяв ее руку, твердо сообщил:
— У меня очень важный разговор, малыш. Очень. Он касается нас двоих. Я полюбил другую женщину. Уже год, как мы встречаемся. Я не стал бы огорчать тебя пустой интрижкой, но я действительно глубоко люблю ее и счастлив. Она понимает меня, она — сильная, держит меня на плаву.
— Коля, — изумилась жена, — но ведь тебя держать не надо, ты сам сильный, мощный, ты всегда всех нас держал на плаву.
Известие о том, что у Николая роман, удивил Алену гораздо меньше, чем признание мужа в собственной слабости и потребности в поддержке.
Николай торопливо и сбивчиво продолжал — он давно потерял уверенность в себе и только создавал видимость крепкого дуба, а на самом деле прогнил… Он упомянул свое больное сердце, добрые и нежные руки Татьяны — врача-кардиолога.
— Теперь ты все знаешь, — облегченно вздохнул Николай.
— И что я должна делать? — едва слышно произнесла жена.
— Не знаю, — бесстрастно откликнулся муж.
Теперь, когда ответственность и принятие решения были переложены на другого, ему действительно было все равно. Он уже не мог представить себе жизнь без Татьяны. С другой стороны, прожитые годы с Аленой, ее недуг и стойкость, с которой она переживала его, не позволяли ему просто закрыть дверь и уйти. Потом все будут обвинять его в эгоизме, черствости, непорядочности. Проклятая слепота! Николай с ненавистью посмотрел на опущенную голову жены.
