В чемодане супруги президента находились коллекционные вещи от лучших модельеров. Теперь их восстановить было невозможно, и мадам лишилась значимой и дорогой части своего гардероба. Я ей горячо сочувствовала. Игорь вел машину молча, слушая фрау Шмидт, мой перевод, и сердито сопел. Обстановка была напряженной, и я ощущала себя в машине как в трансформаторной будке. Но вдруг, не договорив очередной гневной тирады, надменная красивая женщина бальзаковского возраста расплакалась так горько, словно маленькая девочка. Игорь расстроился. Вся задуманная им кампания рассыпалась как плохо испеченное печенье. Он в отчаянии поглядывал в зеркало заднего обзора то на мадам, то на меня. От результатов поездки фрау Шмидт зависел успех фирмы Игоря и, как это ни странно, будущих наших отношений.
Фирма Игоря открывала сеть строительных магазинов, и в качестве инвестора и поставщика должна была выступить компания, возглавляемая господином Шмидтом. Протокол о намерениях был подписан два месяца назад, все юридические и фактические формальности были выполнены. Но господин Шмидт медлил с окончательным принятием решения. Приезд фрау Шмидт должен был стать последним аргументом в пользу нашего дела или против него. И вот она сидела на заднем сиденье «девятки» и хлюпала носом. Правда, она быстро взяла себя в руки и мило улыбнулась. Однако она отказалась от приглашения на ужин в ее честь, сославшись на головную боль, и отправилась в номер оплакивать свои туалеты, а заодно пожаловаться по телефону своему мужу.
Домой мы ехали в подавленном состоянии. Я посмотрела на Игоря, на его потухшие глаза и вспомнила его таким, каким встретила впервые в НИИстроймаше переводчицей отдела информации, попавшей туда сразу после окончания института. Игорь в первый же раз поразил мое воображение. Подвижный, энергичный, он шел по жизни легко, не обращая внимания на проблемы и интриги. Он быстро продвигался по служебной лестнице, у него было много недоброжелателей, но все же большая часть института ему симпатизировала. Меня он заметил примерно через полгода после того, как я начала работать. Это произошло на международной выставке. Он сопровождал делегацию из ГДР, а я ему переводила. Практически целую неделю мы провели вместе, расставаясь только на ночь.
Прошел год, и все шло к тому, чтобы Игорь сделал мне предложение, но когда в стране начались стремительные перемены, в институте закрыли часть тематики, распустили отделы, и Игорь так и остался начальником лаборатории, без надежд на карьеру. Единственным источником выживания были совместные проекты с зарубежными партнерами, поэтому мне приходилось крутиться подобно белке в колесе, пропадая в дальних командировках. Иногда, просыпаясь в гостинице, я не могла вспомнить, в каком городе я нахожусь. А Игорь сдался, оказавшись вне игры. Он опустился, исчезла его подтянутость и деловитость, на жизнь он смотрел с позиции неистребимого скептика, не ожидавшего впереди ничего хорошего. Кроме того, появились необоснованные вспышки ревности, злости. Мне было безумно его жаль, и когда группа фирмачей во главе с Францем Шмидтом приехала к нам, чтобы найти выгодный для себя проект, мне потребовалось немало усилий, чтобы заставить Игоря поверить в себя и взяться за дело. К нему вернулись уверенность и энергия, он посвящал новому занятию всего себя, без остатка. Вопрос о браке уже не поднимался. Когда он стал директором фирмы, он взял меня к себе переводчиком-секретарем. Какую ошибку я совершила! В качестве начальника он был невыносим. Его фамильярность, заносчивость распространялись на всех сотрудников, но в большей степени на меня. Он мог приказать мне сделать любую работу, ловко манипулируя нашими отношениями. Многие «доброжелательные» коллеги называли меня за глаза рабыней. Пусть. Но я видела то, что было недоступно им. Вечерами он был полумертвым от усталости и напряжения. Он плакал во сне, его мучили кошмары, он каялся, что не может вырваться к матери в родной город навестить. И еще он клялся, что без меня и моей помощи он бы сломался, и я это знала. Я любила его и понимала при этом, что наши чувства неравноценны. И все же у нас бывали незабываемые моменты, когда мы ощущали невероятную целостность и взаимопонимание, создать которые могла только любовь.
И теперь, глядя на него, бледного, разочарованного неудачной встречей фрау Шмидт, я сказала себе, что я сделаю все, чтобы Игорь получил этот контракт.
* * *
На следующий день у нас была запланирована экскурсия в Кремль. Фрау Шмидт была спокойна, элегантна. Ничто не напоминало о вчерашнем инциденте. На экскурсии по Кремлю дама проявила столько же эмоций, сколько эскимос при виде снега. Я была окончательно сбита с толку. Неужели она не может простить нам этот дурацкий чемодан? Вечером мы отвезли ее в немецкое посольство, куда она была приглашена на ужин к послу.
— Ты что с ней сделала? — накинулся на меня Игорь, как только мы вошли в квартиру. — Она как замороженная. Опять проявляешь свою инициативу! Зачем я взял тебя к себе в фирму, сидела бы и заколачивала свою тысячу в этом НИИ!
И он демонстративно прибавил громкость телевизора, когда я попыталась возразить.
На следующее утро Игорь сам вызвался свозить нас в Новодевичий монастырь и Коломенское. Фрау Шмидт казалась немного оттаявшей и с явным удовольствием наслаждалась солнечной морозной погодой. Игорь действительно интересно рассказывал об истории монастыря, не обращая, однако, внимания на то, что я не успеваю переводить за ним, и игнорируя мои просьбы повторить. Со вчерашнего вечера он все еще злился, и никакое солнечное утро не могло стереть с его лица выражение недовольства и раздражения мной. Мадам несколько раз с любопытством смотрела на игру его мимики, особенно когда он обращался ко мне. Мы повернули назад, к стоянке машин.
Некоторое время ехали молча. Неожиданно для нас фрау Шмидт принялась рассказывать об истории Мюнхена, о его окрестностях и о том местечке, где стоит их дом, о привычках соседей и о характере своей собаки. Она давала четкие, исчерпывающие характеристики. Это было артистично и неподражаемо.
В Коломенском Игорь оставил нас вдвоем, обещав вернуться через час. Вид у него был чрезвычайно самодовольный — неожиданный приступ разговорчивости мадам он отнес на счет собственного обаяния.
Мы медленно бродили, расшвыривая ногами сухие листья. Вокруг царили тишина и спокойствие, чего нельзя было сказать о моей душе. Впервые мне пришло в голову, что я зря обманываю себя и что у нас с Игорем все кончено.
— Увы, мужчины любят первым делом карьеру, а женщины всегда терпеливо дожидаются своей очереди, — словно прочитав мои мысли, вдруг произнесла фрау Шмидт. — Не расстраивайтесь. Я вижу, что вы любите друг друга, просто переживаете кризис.
Я потеряла дар речи, а неприступная ранее фрау Шмидт продолжала:
— У нас были похожие проблемы с Францем: Я поддерживала его стремление сделать карьеру в ущерб своим собственным чувствам и мыслям. Но однажды я поняла, что я должна что-то сделать для себя, чтобы сохранить наше чувство. Я всю жизнь мечтала о настоящей любви. Мой отец погиб в России, и мать больше не вышла замуж. Она любила его всю жизнь. Его я не помню, но столько о нем слышала, что могу детально описать его характер, привычки, речь. Долго, очень долго я не решалась приехать в Россию, и вдруг решилась. Мне было очень тяжело смотреть на могилу Неизвестного солдата. Надеюсь, вы понимаете меня. Я от души желаю вам найти счастье, бороться за него и выиграть в этой борьбе.
