По сути, Абалаков изобрёл новый класс альпинистских устройств, ныне известных как эксцентрики. В США подобный крепёж, называющийся трикам (cam по-английски означает «кулачок»), независимо изобрёл в 1973 году альпинист Грег Лоу, владелец компании-производителя различного туристического снаряжения Lowe Alpine. Трикам также имеет поверхность в форме логарифмической спирали, но несколько иную конструкцию в целом; производить трикамы Лоу начал в 1981-м.
Ещё чуть позже, в 1978-м, другой американский изобретатель и скалолаз Рэй Джерден получил патент на подпружиненное кулачковое устройство (spring-loaded camming device) и начал выпускать его под маркой Friend (по-русски «друг»). Кулачок Абалакова и трикам Лоу наряду со стопперами, гексами и рядом других относятся к пассивным закладным (то есть не вбиваемым в скалу, а закладываемым в трещину) устройствам. Френд же – это активное и достаточно сложное страховочное приспособление, состоящее из двух или более кулачков-зацепов, стянутых пружиной. Также френд имеет тросик – если за него потянуть, пружина сожмётся и кулачки сойдутся. В таком состоянии устройство можно поместить в скальную расщелину. Если тросик отпустить, кулачки разойдутся и зажмут френд, а натяжение прикрепленной к нему верёвки только улучшит стабильность захвата
[14].
Так или иначе именно от Лоу и Джердена идея кулачковых устройств ушла в мир – из-за закрытости советской среды и в первую очередь из-за отсутствия в СССР рыночной модели экономики. В иностранной литературе так и сказано: к сожалению, коммерческого распространения изобретение не получило.
В числе изобретений Абалакова был также специфический тормоз для верёвки – простая проволочная конструкция, аналог жумара. Среди советских альпинистов он стал известен как «абалаз». Абалазы не требовали производства как такового – их альпинисты делали себе сами из толстой проволоки. Абалаз относится к типу переламывающих зажимов – такие зажимы при пропускании через низ верёвки выгибают её на 90°, предотвращая скольжение. Абалаз – это, кстати, пример «изобретения от безрыбья»: жумары, изобретённые швейцарцами Адольфом Жюси и Вальтером Марти ещё в 1958 году, гораздо надёжнее и эффективнее; абалаз же, разработанный в 1973-м, мог появиться только в СССР, где проблема с качественными жумарами стояла остро. Их просто не было, если только кто-то не привозил жумары из-за границы. Впрочем, в 1977 году Абалаков запатентовал и кулачковый тормоз для перемещения по тросу, можно сказать, «советский жумар».
Среди авторских свидетельств Абалакова были различные типы кошек, зажимов, карабинов, крепёжных ремней, были спортивные снаряды самых разных типов, искусственные покрытия для лыжных дорожек и т. д. Большинство его разработок остались не более чем авторскими свидетельствами, так никогда и не реализованными на практике. Тем не менее вклад Абалакова в альпинизм неоценим, а некоторые его изобретения даже преодолели железный занавес.
Часть IV. Космическая эра
Если с бытом и технологиями, используемыми в повседневной жизни, в СССР дела обстояли чудовищно, то космическая отрасль, наоборот, была главной витриной страны и находилась на острие научно-технического прогресса. И немудрено: именно космические достижения, полёты и исследования демонстрировали миру силу российской науки и повышали статус сверхдержавы.
Вообще говоря, всю историю становления советской космонавтики я описал в последующих главах, поэтому, в отличие от предыдущего раздела, здесь я не буду растекаться мыслью по древу и писать огромное вступление.
Если говорить вкратце, то космическая индустрия стала для Советского Союза идеальной возможностью показать свои положительные стороны, подчеркнуть мирные намерения и даже в какой-то мере открыться окружающему миру. Мы не умели делать качественные бытовые приборы, автомобили и тяжёлую технику, мы только учились строить самолёты, наша наука после войны была в тяжёлом положении, международные отношения оставляли желать лучшего, а люди только-только начинали свободно дышать после многолетнего сталинского правления. Нужен был какой-то реальный символ – не далёкий коммунизм, обещаемый уже много лет, не абстрактное благосостояние, врать о котором живущим в коммуналках людям уже не получалось, и не приевшийся Владимир Ильич. Советскому человеку нужно было во что-то верить. Во что-то неполитизированное, интересное, яркое и вызывающее справедливую гордость. Этим «чем-то» и стал космос.
К тому же космическая индустрия имела ряд преимуществ.
Во-первых, она была основана на военных технологиях и первое время вообще шла с ними рука об руку. Поэтому даже в тяжелейшие для экономики годы отрасль получала финансирование. Более того, начатые в военных целях разработки, в частности баллистические ракеты, после относительно небольших изменений превращались в мирные космические системы. Иначе говоря, космическая индустрия имела базу.
Во-вторых, космические технологии видел весь мир – и при этом они оставались секретными. Можно было публично, во всех СМИ, в том числе международных, трубить о первом искусственном спутнике Земли или о полёте Гагарина, но вот технологии, использованные для этих запусков, оставались в тени, и узнать о них ни простой советский житель, ни иностранный шпион ничего не могли.
В-третьих, космос был мирным. Люди устали от войны, от напряжённости, от опасности – на роль нового символа не годились ни охота за шпионами и врагами революции, как в 1930-е, ни победа над захватчиками, как в 1940-е. А в случае с космосом лозунг звучал просто и понятно: «СССР – впереди планеты всей», и самое главное, что это было абсолютной правдой, что в истории советской агитации представляется ситуацией исключительной.
В-четвёртых, конечно, космос подразумевал серьёзные продвижения в целом ряде отраслей. Научно-исследовательские проекты по физике, химии, биологии и т. д.; создание метеорологических и телекоммуникационных спутников; развитие военных технологий – всё это обещал космос. Было бы странно отказываться от такого.
Ну и, наконец, здесь чувствовался дух соперничества. Мы не могли ничего противопоставить американской мечте о домике в провинции с телевизором и двумя автомобилями на семью. Но мы могли стать первыми в значительно более яркой и явной гонке – космической.
На самом деле причин, почему Советский Союз сделал ставку на космос, было гораздо больше. Космическая отрасль неожиданно пришлась кстати и закрыла несколько прорех на изрядно потрёпанном войной и сталинской эпохой советском гербе.
Важно сказать, что если бы Сталин не умер в 1953 году, то всё сложилось бы иначе. Смею предположить, что при Сталине никакого финансирования мирного космоса быть не могло. Ситуация кардинально изменилась с приходом к власти Хрущёва – об этом я написал несколько абзацев в главе об искусственном спутнике Земли. Секретность, конечно, всё равно была очень строгой, и «наружу» просачивались лишь строго дозированные порции информации; в частности, все неудачные запуски замалчивались, а данные о них не выходили за пределы отрасли. В результате у стороннего наблюдателя создавалось ощущение, что 100 % запусков и разработок СССР – успешные. Впрочем, утечки информации всё-таки случались, порой неудачные спутники падали, не успев самоуничтожиться по команде с Земли, на территории других стран. Например, в 1978 году в Канаде рухнул разведывательный аппарат «Космос-954», вызвав серьёзное радиоактивное загрязнение и став причиной международного скандала, по итогам которого СССР выплачивал Канаде компенсации.
