От горечи в голосе супруги у Таррэна дрогнуло сердце.
— Знала ли ты, Мать, на что обрекаешь младшего сына, когда давала ему это трудное задание? Знала ли, сколько сил он вложил, чтобы твои идеи были реализованы? Знала, как тяжело ему было разделить свой «Огонь» и потерять место в стае ради того, чтобы однажды часть этого «Огня» потекла в жилах измененных? Скажи… скажи им сейчас, твоим детям — старшим и младшим, любимым и не очень — скажи, кто стоял за тем самым первым во Вселенной изменением. Скажи, кто задумал этот проклятый ритуал для того, чтобы дать своему народу шанс выжить! Это ведь старая проблема, крылатая. Она так же стара, как ты сейчас. И так же остра, как твои клыки. Я не знаю, как долго ты решалась на этот шаг, и не знаю, какие клятвы давала себе самой. Но, мне кажется, пришла пора открыть своим детям эту постыдную тайну и найти в себе мужество признать, кто виноват. Ты слышишь меня, Мать? Слышишь свою младшую дочь? Так ответь же!
ГЛАВА 21
Таррэн до боли прикусил губу, слыша отголоски эмоций Белки. Невольно припомнил сон, в котором она, как сейчас, стояла напротив драконицы и молча вопрошала. Но в тот момент, когда он решил, что Гончая действительно сорвалась, каменное изваяние дрогнуло. Шевельнулось, опровергая всякие сомнения. Сперва качнулись раскинутые в защитном жесте крылья. Потом — длинный, навеки запечатанный в камне хвост. Затем дрогнули широкие ноздри, из которых тонкой струйкой взвился дымок. И наконец осыпались мелкой крошкой и тускло загорелись мертвые глаза — ровным потусторонним изумрудным светом, от которого у застывших драконов вырвался испуганный хрип, а шарахнувшиеся прочь эльфы ощутили, как покрываются холодным потом.
— Зря, — на грани слуховых ощущений прошептал прилетевший с моря ветер, и тем не менее услышали абсолютно все. — Все было зря… неправильно…
Белка издала странный стон:
— Как ты могла?!
— Время драконов уходит… — печально прошелестел ветер. — Их мало. И они вырождаются, становясь все больше похожими на людей.
— Но почему так?! Почему ты позволила?!
У мертвой драконицы опасно сверкнули глаза.
— Это был единственный путь. Стае была нужна свежая кровь. И эту кровь могли нам дать только долгоживущие. Не смертные, но близкие нам по духу.
Гончая горько усмехнулась:
— Знакомая история. Боюсь, твои младшие дети недалеко ушли от старших. Или правду говорят, что история всегда повторяется? Когда ты велела Тоаркану найти подходящих несмертных, ничто не дрогнуло в груди? Совесть потом не замучила?
— Нет… он должен был объяснить…
— А если он сам не знал? — У чернокрылого дракона из груди вырвался долгий вздох, однако его взгляд, как и взгляды всей стаи, ни на миг не отрывался от убитой Матери. — Если он не понимал, что творит? Если не подумал о последствиях? Да и как он мог, если о них не подумала даже ты?!
Драконица чуть притушила пылающие зеленым пламенем глаза.
— Они почитали вас как богов! Они верили вам и пошли бы даже на смерть, — почти беззвучно прошептала Белка, по-прежнему заживо горя, но почему-то не чувствуя боли. — Благородные, бескорыстные, возвышенные и одухотворенные… такие, какими вы их сотворили. — Гончая поджала губы и гневно посмотрела на изваяние. — Вы начали первое изменение! Вы, драконы! Потому что это вы придумали магию крови! И это вы создали руны, от которых наши тела плавятся, как сталь в горящей печи! Это вы изменили эльфов! Это из-за вас в их жилах потек «Огонь»! Из-за вас они стали сильнее! И из-за вас же оказались к этому не готовы!
— Да… — тихо согласился ветер, и стая дружно вздрогнула, а вместе с ней вздрогнули и оторопевшие от услышанного эльфы. Особенно ллер Адоррас, у которого буквально на глазах рушились древние устои, и дракон Тоаркан, который когда-то эти устои и создавал. — Наш «Огонь» оказался слишком силен для вас. Слишком силен для ваших тел и разрушителен для ваших душ.
— Это была ошибка!
— Нет, — мягко возразил голос. — Раз вы пришли ко мне, значит, все получилось как надо.
— Но какой ценой! — прошептала Белка, и «Огонь» вокруг нее заметно стих. — Сколько жизней было потрачено. Сколько судеб изломано. Как много безумных породил ваш дар. И как много горя он принес в оба наших мира. Из-за вашего «Огня» три рода эльфов оказались на грани гибели. Из-за него они были изгнаны. И из-за него же разразилась война!
— Мне жаль…
— Нет! — жестко воскликнула Гончая. — Тебе не жаль! Потому что когда была возможность, вы это не остановили! Ты не остановила, помнишь?! Ты запретила своим вмешиваться, пока не стало слишком поздно!
— «Огонь» должен был прижиться.
— Он не мог прижиться!
— Мог. Но не сразу, — вздохнул ветер.
— Это был слишком большой риск!
— Да.
— И он был неоправдан!
Драконица дрогнула в третий раз.
— Наши дети согласились помочь. Они приняли эту ношу добровольно. Ради нас. Ради своих создателей, оказавшихся в безвыходном положении. Они понимали.
— Все понимали? — ядовито осведомилась Белка.
У драконицы виновато потухли глаза. Таррэн судорожно вздохнул, наконец-то понимая причины своих странных снов, неожиданно открывшуюся память рода, внезапные перепады настроения, свой «Огонь», волнующую близость прародителя, рядом с которым жар в сердце становился совсем нестерпимым.
Однако до сих пор он не понял самого главного.
— Почему? — спросил Тоаркан, с мукой глядя на постаревшую Мать. — Почему ты не сказала об этом мне? И почему, если все же предвидела исход, в последний миг передумала?!
Его щеку ласково пощекотал соленый ветер.
— Почему сегодня передумал ты, сын мой? Почему смирил свою гордыню?
— Драконы не убивают драконов, мама.
— Верно, мой мальчик. А еще почему?
— Потому, что они — мои дети. И в них течет моя кровь. А в ней… — Быстрый взгляд в сторону Гончей. — Я почувствовал, в ней есть еще и твоя.
— К-как? — попятился среброкрылый дракон. — Тоаркан, о чем ты говоришь?! Какая кровь?!
— Узнаешь, — сухо отозвалась вместо драконицы Белка. — Я же сказала, сегодня ты все узнаешь.
— Да, — грустно согласилась Мать. — Настало время меняться и вам, дети мои. Всем вам, если стая хочет выжить. Раньше я не хотела, чтобы вы знали. И раньше у меня была надежда, что это удастся изменить. Но, к сожалению, мои надежды не сбылись…
— И тогда ты решила обратиться за помощью к перворожденным, — уверенно заявила Белка, с недобрым прищуром глядя на статую.
— Ты зря думаешь, что я не искала выхода. И зря считаешь меня бесчувственной и циничной.
— А разве это не так?
— В чем-то, возможно. Но ритуал изменения был применен, лишь когда иного пути не осталось. И когда у меня в чреве оказалось лишь одно-единственное яйцо.
