– Правда?
Она кивает:
– Давай сбежим отсюда? Я покажу тебе, где я прячусь во время этих жутких мероприятий.
Она так дружелюбно мне улыбается, и я думаю о том, что в ненастье любое укрытие не повредит.
Я следую за ней, и мы вместе выходим из бальной залы. Я чувствую взгляд Дэра, провожающий нас.
Когда мы оказываемся на шоссе, она поворачивается лицом ко мне:
– Может, тебе стоило захватить с собой какую-нибудь кофту? Мы можешь замерзнуть и простудиться.
Однако она все равно опускает крышу своего кабриолета, ветер становится совсем холодным, когда мы набираем скорость и мчимся все дальше и дальше от Уитли.
– Куда мы едем? – спрашиваю я ее, постепенно расслабляясь и чувствуя себя лучше.
Она бросает на меня взгляд:
– В одно место, которое ты должна увидеть. Если ты считаешь, что должна быть рядом с Дэром, ты должна знать о нем все.
Я слышу что-то в ее голосе, нечто неприятное, и мне становится страшно: может быть, не стоило выбирать это укрытие?
Она сворачивает на темную дорогу, затем в тихий переулок, и наконец мы останавливаемся на парковке перед зданием, которое уже давно нуждается в реставрации.
– Пошли, – выкрикивает она мне из-за плеча, живо взбегая по лестнице на своих высоких черных каблуках.
Я чувствую себя неуклюжей, следуя за ней, но она даже не думает о том, чтобы замедлить шаг. Надпись на двери гласит: «Психиатрическая лечебница Оакдейла». Увидев ее, я замираю на месте.
– Что это за место? – шепчу я, в то время как она открывает передо мной дверь.
– Тебе нужно увидеть это самой, чтобы поверить, – бормочет она.
Перед нами открыл свой зев длинный коридор, простирающийся дальше, чем видят мои глаза, стены потрескались за много лет, а свет остается очень тусклым, даже когда она нажимает на кнопку выключателя.
Вокруг никого нет, но до меня доносятся стоны, крики, вой.
– Я ничего не понимаю. – Мне кажется, я сама перехожу на вой.
Эшли закатывает глаза:
– Ты серьезно думаешь, что кто-то вроде Дэра не имеет багажа за спиной? Пора бы уже повзрослеть, крошка!
Она толкает все двери, пока мы проходим все дальше и дальше. Но все комнаты пусты. Все до единой.
Но я чувствую, что здесь что-то есть.
Нечто до боли уродливое.
Когда мы останавливаемся в самом конце коридора, Эшли поворачивается ко мне, и на этот раз ее взгляд не на шутку пугает меня. Как я сразу этого не заметила?
– Его мать провела здесь несколько лет, – говорит она мне, словно раскрывая страшную тайну, – впрочем, после того что сделал Дэр, в этом нет ничего удивительного.
По ее взгляду я понимаю, что она знает нечто, от чего мне хочется спрятаться, только бы не видеть это.
Потому что от этих криков меня начинает тошнить.
В своей голове я вижу Дэра, и он еще совсем ребенок.
Он стоит рядом с кроватью, склонившись над двумя спящими людьми.
Что-то сверкает в его руке, словно вспышка в ночи.
И я пытаюсь сказать ему «нет», остановить его, только бы он не двигался.
Но, конечно же, он меня никогда не услышит.
А затем дикий крик и море крови.
Мой дядя лежит в крови, раскинувшись в своей собственной кровати, а кричит темноволосая женщина.
Я вижу прах в усыпальнице, и на камне выгравировано его имя.
Ричард Уильям Саваж II.
Глаза Дэра, огромные и темные.
В них ужас.
В них ужас.
В них ужас.
Я делаю резкий вдох и распахиваю глаза, но моя реальность ничуть не лучше видения.
Я больше не в заброшенной клинике: возможно, я никогда там не была.
Я в маленькой, но хорошо обставленной комнатке.
Эта комната застыла во времени.
Все стены здесь увешаны фотографиями Дэра.
Они разные, на некоторых он только учится ползать, а на других он в младших классах, затем в средней школе и, наконец, в университете. Отовсюду он улыбается мне. Пока он был маленьким, он очень много смеялся и вообще был очень улыбчивым, но шло время.
Все больше и больше ужаса и боли.
Они буквально поселились в его глазах.
А затем.
Внезапно.
Темноволосая женщина появляется прямо передо мной. У нее глаза Дэра, и я точно знаю, кто она такая.
Оливия Саваж.
Я не решаюсь подойти к ней, а она смотрит на меня и улыбается.
– Вы здесь, чтобы привести ко мне моего сыночка? – вежливо спрашивает она. – Этого мальчика, который на картинках? Он совершил что-то ужасное, но ему очень жаль.
Я не могу вздохнуть.
Я не могу вздохнуть.
Я уставилась на ее лицо, на ее улыбку, на открытую дверь.
Она протягивает мне руку.
И я подхожу, чтобы взяться за нее.
А затем открываю глаза.
Я даже не поняла, что все это время они были закрыты.
Я снова в просторной уборной.
И Эшли Эймз стоит прямо передо мной.
На ее милом лице застыла гримаса раздражения.
Мы никуда не уходили отсюда.
Мы. Никуда. Не. Уходили.
– Господи, да что с тобой такое? О боже, тебе нужна помощь!
Она выскакивает наружу, а я с трудом пытаюсь сделать хотя бы один вдох, из кожи вон лезу, только бы ухватиться за реальность.
Что со мной происходит?
Мне действительно нужна помощь.
Мне нужен Дэр.
Потому что он пережил столько боли, а теперь я делаю ему еще больнее, с каждым днем все больше и больше, по мере того как отталкиваю его от себя.
Он не заслужил этого.
Он не заслужил этого!
Все вокруг вращается.
Все вокруг вращается в бешеном водовороте.
Комната давит на меня со всех сторон, вращаясь с сумасшедшей скоростью, наклоняясь надо мной. Я вот-вот задохнусь. Падаю на пол и ползу к двери, затем тяжелой походкой бреду через весь зал, мимо людей, прямо на веранду, где весь вечер оставался Дэр.
Эшли стоит рядом с ним, рассказывает ему о моем обмороке, и он поворачивается ко мне, на его прекрасном лице застыло выражение страха.
– Дэр… Я…
Слезы брызгами вылетают из моих глаз и стекают по щекам; он берет меня в охапку и поворачивает спиной к Эшли.
