– Я понял, – ответил Доминик.
– Она поцеловала Мелиссу.
– Я знаю.
– Откуда?
– Я говорил с Мелиссой.
– Ты обсуждал это с Мелиссой?
– Я с ней «говорил», а не «обсуждал». Дейзи не призналась бы, что с ней случилось, и я спросил Мелиссу.
– Когда?
– Сегодня утром.
Доминик и Дейзи, их заколдованный круг.
– И когда ты собирался сказать об этом мне?
– Вряд ли ей хочется, чтобы об этом узнал кто-то еще.
– Ну конечно! Ведь эти сволочи убедили ее, что она попадет в ад! – Впрочем, Анжела не была до конца уверена, что в той церкви верят именно в это. – А ты собирался оставить все как есть, чтобы она винила себя?
Почему они так поступают? Их дочь страдает, а они пользуются этим, чтобы продолжить давний, бессмысленный спор.
– Что ты ей сказала?
– Что я люблю ее. Я сказала то, что скажет любой хоть сколько-нибудь здравомыслящий родитель. – Анжела потерла лицо и глубоко вздохнула. – Пожалуйста, давай не будем ссориться.
Доминик уставился в пол. Устыдился? Или просто решил придержать язык?
– В разговоре с ней я упомянула церковь, как всегда. Дейзи сказала, что она не лесбиянка. Сказала, что все произошло случайно. – Анжела подняла руки, словно признавая поражение. В гостиной упал стул, и она невольно понизила голос: – Может, ты с ней поговоришь? Потому что меня она слушать не станет, а если она считает себя порочной…
– Я поговорю с ней. Но позже, когда все немного уляжется, – пообещал Доминик и задумался – может, любить Бога легче, чем людей? Разве это плохо – хотеть более легкой жизни?
Анжела смотрела на пламя. Оно должно успокаивать, согревать, разгонять мрак и волков, однако жаропрочное стекло навело ее на мысли о некой потусторонней сущности, запертой в ядре реактора, о мелком бесе, крутящем колесо мельницы.
Ей отчаянно хотелось увидеть те фотографии отца. «Может, это он?» – думает Анжела порой, когда читает журнал или смотрит кино. Большие мужчины, сильные мужчины, небезупречные, но благородные – на них можно положиться в трудную минуту, их праведный гнев всегда наготове, словно пистолет в кобуре, и они готовы воспользоваться им в крайнем случае. Не то что Доминик. Через всю жизнь ты проносишь представление о том, какой должна быть семья. Каким должен быть муж. Каким должен быть отец.
Луиза не без труда придержала дверь, и они неуклюже ввалились в коридор, уронив несколько пальто на пол и оборвав один из крючков.
– О боже, Ричард!
– Все хорошо, – заторможенно, словно пьяный, пробормотал он.
Луиза обняла Ричарда, но Алекс осторожно отстранил ее.
– Нужно отвести его в ванную. Подхвати его под вторую руку. – Алекс увидел в гостиной мать и отца. Они сидели – и ни черта не делали. О боже. – Ричард, помоги нам, подними руку.
– Я вызову «Скорую», – воскликнула Луиза.
– Не надо. Его нужно просто согреть.
Алекс не знал, поможет ли это. Только «Скорая» по такой дороге будет добираться не меньше часа. Ричарда вновь повело в сторону, и Алексу с трудом удалось удержать его на ногах.
– Набери воды в ванну!
Луиза убежала, испытывая облегчение и одновременно боясь того, что не случилось, но еще могло случиться.
– Мы почти дошли, – сказал Алекс, ведя Ричарда через кухню.
От ванной доносился гул бегущей воды. Ричард, неуверенно стоящий на каменном полу, напомнил Алексу Каллума – тот так же покачивался тогда на тротуаре и рыдал, а на бедре выпирала под кожей сломанная кость. От Ричарда остро несло горьковато-луковым запахом пота. Они преодолели порог и ввалились в тепло ванной.
Луиза всплеснула руками. Как им уложить Ричарда в воду? Алекс опустил Ричарда на унитаз, освободил от куртки и шапки.
– Нужно снять кроссовки, – велел он.
Луиза разула мужа. Вряд ли получится раздеть Ричарда донага. Неважно. Сейчас не до удобств. Алекс с усилием поставил Ричарда на ноги и посадил на край ванны, а сам встал у него за спиной в воду, тут же помутневшую от грязных кроссовок. Он потянул Ричарда на себя и опустил в ванну. Ноги Ричарда плюхнулись следом, окатив грязной водой стену и Луизу. Получилось! Алекс вылез из ванны.
– Принеси горячего питья, а я побуду с ним, – сказал он Луизе.
Та ушла. Ванна медленно наполнялась горячей водой.
Ричард был напуган, эндорфины схлынули, холод все еще гнездился в спине, в животе, под ребрами, а зубы по-прежнему выбивали дробь. Алекс что-то сказал, но Ричард не расслышал. У него отекла нога, нужно предупредить об этом, прежде чем он заснет…
«Эй, моряк! Поднимаем якоря!» – цитирует «Дидону и Энея» внезапно возникший на пороге отец. Руки скрещены на груди, лицо мрачное. Ричард напрягается. Его что, сейчас перебросят через колени и отшлепают? Пахнет сигаретным дымом и «Олд спайсом», а горячая вода жжет кожу…
Писк микроволновки, клацанье пластиковой дверцы – и вскоре в ванную входит Луиза с чашкой горячего молока, напоминая Алексу о детстве, когда он просыпался ночью от кошмара. От молока пахнет медом, Луиза даже сейчас не забывает о мелочах. Она встает на колени и дает Ричарду чашку. Тот берет ее сам, что хорошо, хотя пальцы еще плохо слушаются.
Боже, ну и картина! Одетый Ричард сидит в вонючей жиже, над ним склонилась Луиза в цветастой рубашке, белый пушистый коврик весь в грязных отпечатках ног. Заметив на руке Ричарда порез, Алекс глядит на собственные сбитые костяшки пальцев. Луиза ставит чашку на край ванны, наполнившейся уже почти доверху, и принимается стягивать с Ричарда одежду. От этой семейной сценки Алексу становится не по себе. Он смотрит на волосатую грудь Ричарда и представляет обнаженную Луизу, оседлавшую это крупное тело, жалкое сейчас и вместе с тем угрожающее. Нужно уйти, но не получается. Может, зря они не вызвали «Скорую»? Алекс оборачивается к дверям. Там стоят его родители.
– Как он? – тихо спрашивает Анжела.
Луиза не слышит ее, Алекс же отвечает лишь пожатием плеч, мстя родителям за их недавнюю бесполезность.
– Чем мы можем помочь?
– Едой, – говорит Алекс и вспоминает эпизод из шоу «Выжить любой ценой». – Шоколад есть? Или что-нибудь мягкое и сладкое.
Он хочет выпроводить их отсюда, потому что только он заработал право находиться сейчас в центре этого события.
– Я поищу, – предлагает Доминик.
Мелиссе и в голову не приходило, что Ричарду может грозить хоть какая-то опасность – обычно это он всех спасает. Но когда она спустилась за чашечкой кофе, на кухне хлопотал Доминик, разогревая суп.
– Он в ванной, – сообщила Анжела.
Мелисса не сразу поняла, о ком она говорит.
