По случаю Нового года генерал-губернатор Черняев устроил праздник в общественном зале собраний. Было много выпивки, много танцев и много игр; всю ночь звучала музыка большого оркестра. На празднике присутствовали вся элита Якутска и моряки «Жаннетты». Один высокопоставленный чиновник повернулся к Мелвиллу и с улыбкой объяснил: «Эту ночь, в отличие от остальных, каждый проводит со своей женой, а не с чужой».
Когда пробило полночь, Черняев объявил о начале 1882 года. Он предложил тост за здоровье нового императора и за бесстрашных моряков «Жаннетты». Мелвилла тронула такая теплота, но вечер продолжался, шампанское и водка текли рекой, и вскоре ему все это опротивело. Ему показалось, что все в Якутске пьяны уже несколько недель и не протрезвеют еще столько же, ведь намечалась череда церковных и светских праздников. «В России, – писал Мелвилл, – выпивка становится настоящим проклятием. Уверен, русские превосходят любую другую нацию мира в искусстве уклоняться от работы и напиваться вместо нее».
Выжившие с «Жаннетты» вместе провели в Якутске еще всего неделю. Мелвилл наконец получил из Военно-морского министерства телеграмму, в которой ему сообщили о получении предыдущего донесения и посоветовали отправить большинство моряков на юг, в «более умеренный климат», чтобы они могли восстановиться и подготовиться к долгой дороге домой, в ходе которой им предстояло преодолеть шесть часовых поясов до Санкт-Петербурга, затем до Лондона и в конце концов на пароходе отправиться в Нью-Йорк. Даненхауэр должен был забрать девять человек – всех, кроме Бартлета и Найндемана, которых Мелвилл счел самыми компетентными и полезными для грядущих поисков в дельте Лены.
9 января отряд Даненхауэра на оленьей упряжке выдвинулся в сторону Иркутска. По свидетельству Мелвилла, генерал-губернатор Черняев вместе с доброй половиной населения Якутска вышел проводить моряков в этот «печальный, морозный день». Со слезами на глазах Мелвилл, Бартлет и Найндеман простились со своими товарищами. Заплакали и многие горожане – особенно ссыльные, которые попытались представить, какая свобода ждет моряков в другом конце пути. Ссыльные пришли, писал Мелвилл, «увидеть, как американцы отправляются в Америку. Они пожирали моряков глазами и завидовали их счастью. Мне было жаль несчастных изгнанников, которые с тоской смотрели на маленькую группу моряков, словно те отправлялись прямо в рай».
В прошлом письме я еще не до конца понимала ситуацию. Я думала, ты с мистером Мелвиллом и окружен заботой. Теперь в газетах пишут, что тебя еще не нашли, что Найндеман и Норос покинули тебя, когда тебя мучили голод и холод. Все это рисует у меня в голове ужасную картину, и теперь я не знаю, увижу ли когда-нибудь снова своего горячо любимого мужа.
У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, что тебе пришлось пережить. Не стоило мне никого слушать, нужно было выезжать немедля и пытаться прорваться к тебе, несмотря ни на что. Если бы я только была сейчас на пути к тебе! Если бы могла хоть что-то для тебя сделать! Ты ведь и сам нетерпелив, ты прекрасно понимаешь, как тяжело мне изо дня в день сидеть сложа руки, ждать и надеяться, бояться и внимать новостям. Мой дорогой муж, я не сдаюсь.
Мне осталось лишь довериться Провидению. Я изо дня в день разрываюсь между надеждами и опасениями и без конца молюсь Богу. Мысли путаются, мне очень сложно тебе писать. На счету каждый день, каждый час. Я надеюсь лишь, что ты встретил кого-то из местных. Полагаю, сейчас твоя судьба уже решена.
Глава 41
В ожидании утра
Неделю спустя Мелвилл покинул Якутск и выехал в противоположном направлении – на север, в дельту Лены. На этот раз с ним отправились Найндеман и Бартлет, а также целый эскорт солдат и нанятых проводников. Генерал-губернатор Черняев сдержал свое слово. Казалось, Россия действительно пришла Мелвиллу на помощь. Наконец у него были все ресурсы, необходимые для обстоятельной поисковой операции: официальные письма поддержки, переводчики, следопыты, работники, необходимые инструменты, свежие собаки и олени, крепкие нарты, продовольствие на всем пути к северу от Якутска и тайники с провизией в дельте, где лежали десятки тысяч сушеных рыбин. Такого изобилия ресурсов эта часть Сибири никогда прежде не видывала.
Но даже при наличии всего перечисленного поисковая операция казалась почти невыполнимой. Мелвиллу понадобилось больше месяца, чтобы добраться до дельты и обнаружить, что там безостановочно бушуют шторма. Бури не прекращались более месяца. Большую часть времени Мелвилл не мог сдвинуться с места.
Когда в середине марта погода ненадолго улучшилась, Мелвилл не упустил своего шанса. Взяв с собой Найндемана и нескольких лучших из нанятых якутов, он добрался до того места, где Найндеман и Норос простились с Делонгом. Там Мелвилл планировал выстроиться шеренгой и начать систематические поиски, прочесывая территорию в южном направлении, квадрат за квадратом.
Неделю им не везло. Но 23 марта, шагая вдоль широкой петли замерзшего рукава реки, Мелвилл заметил что-то темное на снегу в нескольких сотнях ярдов впереди. Они поспешили туда и обнаружили, что это маркер: четыре палки были сведены вместе и стянуты веревкой. На этой самодельной конструкции висела винтовка. Мелвилл тотчас узнал ремингтон Алексея и машинально подумал, что это плохой знак, ведь Алексей был единственным опытным охотником отряда, опорой и надеждой Делонга. Прочистив ствол, Мелвилл не нашел внутри никакой записки. Он не понимал, почему здесь решили оставить винтовку. Если это был маркер, то что он отмечал?
Хотя все было завалено глубоким снегом, Мелвилл догадался, что отряд Делонга останавливался возле этого пустынного изгиба реки. Он велел якутам прочесать местность, а сам в сопровождении проводника Ла Кенти решил подняться выше, чтобы снять показания компаса и осмотреть окрестности. Поднимаясь на высокий берег реки, Мелвилл заметил старый клок одежды и пару варежек, наполовину погребенных в снегу. Он нашел кострище. Из реки сюда притащили огромные бревна, часть из которых потом обгорела. Рядом лежал огромный кусок речного льда, который, очевидно, растапливали, чтобы добывать пресную воду.
Неподалеку от обугленных бревен Мелвилл разглядел торчащий из-под снега знакомый предмет. Это был медный чайник, закоптившийся на бесчисленных кострах. Мелвилл подошел, чтобы поднять его, и по дороге чуть не споткнулся о другой предмет – насквозь промерзшую человеческую руку, под странным углом торчащую из снега. Ла Кенти уронил компас и в ужасе попятился, исступленно крестясь.
Возле кострища Мелвилл обнаружил еще два тела. Он позвал Найндемана, который разыскивал следы возле самой реки. Мелвиллу хотелось, чтобы в этот важный момент Найндеман был рядом, увидел все своими глазами и стал свидетелем страшного открытия.
Ожидая Найндемана, Мелвилл и Ла Кенти внимательнее пригляделись к снегу. Они нашли ящик с лекарствами, топорик и жестяной цилиндр около четырех футов длиной, в котором хранилась большая часть карт и рисунков из плавания «Жаннетты».
В нескольких футах от торчащей из-под снега руки Мелвилл нашел записную книжку. Подняв ее, он тотчас узнал почерк. Это был «ледовый дневник», который капитан Делонг вел со дня гибели «Жаннетты». Книжка в кожаном переплете промокла и истрепалась, но записи были вполне читаемы. На основании свидетельств, содержащихся в дневнике, и представшей перед Мелвиллом картины наконец удалось установить судьбу отряда Делонга. Сначала Мелвилл взглянул на последнюю запись. Затем, перелистав на ветру страницы, механик начал читать.
