Прощай на целый год. Это последняя в 1880 году отправка писем в Арктику – и последний шанс для меня послать тебе весточку. Будем надеяться, что радость встречи уже не за горами и что я не состарюсь и не одряхлею в ожидании тебя.
Эмма
Глава 23
В пустынном, скованном льдом море
ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ
НОВОЙ ОПЕРЫ «ЖАННЕТТЫ»!
На углу Бак-авеню и Кабак-стрит
Билеты по доступной цене! Всего 0,00 доллара
Представление начинается в 20:30
Сани можно заказывать на 22:00
Лучшая выпивка в баре Ли
в нескольких шагах от театра
Прошел целый год, но ничего не изменилось: та же освещенная газовыми светильниками сцена, те же истосковавшиеся по солнцу актеры, те же музыканты и те же инструменты. Та же тоскливая погода, те же животы и тот же праздничный обед, те же растрескавшиеся губы и тот же разбавленный ром. Коллинз снова блистал и сыпал каламбурами перед зрителями, собравшимися на очередной праздничный вечер. Коул танцевал безумную джигу, эскимосы исполняли традиционные пляски, Сэм и Чарли пели кантонские баллады. Все было по-прежнему.
К концу подходил 1880 год, но «Жаннетта» так и не выбралась изо льда. На короткое время в самые жаркие августовские деньки морякам показалось, что она, возможно, вырвется из плена, но затем неумолимый лед снова сомкнулся вокруг корабля. Судно уже шестнадцать месяцев было затерто во льдах и за это время преодолело тысячу триста километров, чего было вполне достаточно, чтобы добраться до полюса и даже миновать его. Однако маршрут «Жаннетты» был так запутан и полон поворотов и отступлений, что в настоящее время она находилась всего в трехстах милях к северо-западу от того места, где она впервые вошла во льды.
Само собой, моряки уже изрядно действовали друг другу на нервы, но все были живы и по большей части здоровы. Хотя запасы угля опасным образом истощились, на корабле все еще было уютно и тепло. Сдохло несколько собак, но экипаж «Жаннетты» был цел и невредим – и она, подобно Ковчегу, колыхалась на волнах замерзшего моря.
Но второй год во льдах стал таким тяжелым испытанием, что выдержать его можно было лишь с помощью некоторого легкомыслия. Поэтому к наступлению нового, 1881 года подготовили новое представление. По прибытии в «оперу» каждому гостю выдали бутоньерки из цветной бумаги. После музыкальной увертюры Коллинз зачитал стихотворение:
В пустыне ледяной среди морей
Мы собрались, чтоб праздник наш отметить,
Чтоб новый год как подобает встретить
И провести как можно веселей.
Но мысли наши быстро улетают
Через леса, озера и моря
К тем, кто расстался с нами, ведь не зря
«Как там мой муж и сын?» – они гадают.
Затем началось представление. Костюмы были немного интереснее, чем годом ранее, а декорации немного сложнее, но в остальном все казалось до боли знакомым. Из выступающих особенно отличился молодой британский кочегар Уолтер Шарвелл, который преобразился, по словам Делонга, в «весьма миловидную девицу», надев парик и белые чулки и уместив в сидящем по фигуре ситцевом платье выдающийся бюст из тряпья. Эта дамочка всем понравилась. Она кокетливо танцевала и выглядела слишком убедительно для целой команды одиноких мужчин, которые почти пятьсот дней не видели женщины.
Представление закончилось исполнением гимна США, после которого Делонг встал, чтобы сказать несколько слов по случаю наступления нового года. Описывая последние двенадцать месяцев, капитан не мог скрыть горечи и разочарования. Они были не ближе к Северному полюсу, чем при первой встрече со льдом. В своем дневнике Делонг заметил, что они дрейфовали, как «современный «Летучий голландец» – тридцать три человека, измученные до глубины души». Прошедший 1880 год ничего им не принес. Это был год апатии, год монохромной монотонности – год замершего времени. Казалось, ничего не изменилось.
И все же это было не совсем верно. Оглядываясь назад, Делонг видел взлеты и падения. Он вспоминал моменты героизма, маленькие радости, добротную работу. Были прекрасные механические изобретения и удивительные атмосферные явления, которые словами не описать. Были бурные охоты на медведей – включая и ту, во время которой удалось подстрелить самца весом 943 фунта. Были такие теплые дни, что люди на солнце краснели как раки, но однажды в феврале температура достигла 58° ниже нуля. Моряки не одну тысячу раз сыграли в шашки и покер, нарды и шахматы. Когда стало теплее, они соскребли старую краску и перекрасили почти весь корпус «Жаннетты». Четвертого июля они подняли флаги и ленты и дали залп из ружей в честь независимости своей родины. Когда короткое полярное лето снова сменилось зимой, лед, по свидетельству Делонга, «снова начал жутко трещать и скрипеть, словно торжествуя».
Мелвилл заметил, что жизнь на льду уже давно перестала казаться диковинной. «Наши запасы шуток и рассказов полностью исчерпались, а их темы потускнели от частого использования, – написал он. – Команда корабля – как офицеры, так и матросы – разделилась по интересам; родственные души стали гулять, беседовать и охотиться парами. В кают-компании теперь меньше разговаривают и больше читают, а старшие офицеры с каждым днем сходятся все ближе».
Хотя на самом деле они почти никуда не продвинулись, все они точно совершили путешествие в те области психики, где мало кто бывал, и погрузились в такие глубины, откуда на поверхность вышли те качества, о существовании которых они и не догадывались. Сложно представить, как проявляли себя истинные их черты. Во время воскресных молебнов капитан неизменно упоминал историю Иова. «Записано, что на его долю выпало немало тягот и невзгод, которые он переносил с удивительной стойкостью, – писал Делонг. – Но, насколько известно, Иов никогда не оказывался затертым в паковых льдах».
В минуты слабости Делонг подумывал о том, чтобы покинуть «Жаннетту» и отправиться в Сибирь или на Аляску. Но он не мог решиться на такое. «Мне претит эта мысль, ведь мы слишком многое вынесли, – замечал он. – Нам следует оставаться на корабле, пока он нас не подведет».
Минута величайшей слабости настала 19 января 1880 года. Из подпалубных помещений донесся страшный крик лейтенанта Чиппа: «Людей к помпам!» «Жаннетта» наконец не выдержала давления и ударов льда. Она дала сильную течь – вода прибывала со скоростью около четырех тысяч галлонов в час. Когда об этом узнали, в трюме было уже почти по пояс воды. Но было так холодно – температура воздуха не поднималась выше 30° ниже нуля, – что вода мгновенно превращалась в слякоть.
На палубе Делонг начал подготовку к отходу с корабля. Но в трюме за дело взялся матрос Уильям Найндеман, который продемонстрировал всю силу своей личности. Тридцатилетний эмигрант с немецкого острова Рюген, Уильям Фридрих Карл Найндеман числился в команде матросом второго класса, но исполнял свои обязанности первоклассно. Выпавшие на его долю испытания выделяли его из остальных членов экипажа. Найндеман выжил в гренландской экспедиции «Поляриса» под руководством Холла и вместе с Тайсоном проплыл 1800 миль на льдине, только чтобы вернуться в Арктику на поиски пропавших товарищей. До катастрофы «Поляриса» Найндеман выжил в другом кораблекрушении – тремя годами ранее он входил в команду частной американской яхты, которая затонула у берегов Северной Африки. Найндемана спасли тунисские арабы, которые захватили его в плен и потребовали выкуп в 15 000 долларов. Казалось, Найндеман был необычно удачливым человеком, которого не только пьянила Арктика, но и не страшили тяготы морской жизни. За несколько месяцев до отплытия «Жаннетты» он получил американское гражданство. Найндемана взяли в команду на должность старшего матроса.