На следующий вечер «Корвин» оказался в ледовой западне Чукотского моря. Сломался дубовый руль корабля. Его обломки подняли на палубу, и команда несколько часов впопыхах сооружала новый руль, не обращая внимания на завывания собак.
Расталкивая непрестанно движущиеся льдины, Хупер добрался до острова Колючин, где отряд должен был сойти на берег и отправиться в долгое путешествие на собачьих упряжках. Экспедицию возглавил первый лейтенант Уильям Херринг. Его сопровождали третий лейтенант Рейнольдс, матрос Гесслер, несколько погонщиков собак и Чукча Джо, который служил переводчиком. У них было двадцать пять собак и четверо саней. Они взяли с собой провизии на два месяца и обтянутую шкурами лодку, чтобы преодолевать водные преграды.
Хупер дал лейтенанту Херрингу предельно ясные приказы. По свидетельству Мьюра, они должны были обследовать берег с целью найти «команду «Жаннетты» или сведения о судьбе экспедиции; расспросить всех встреченных местных жителей и обследовать обширные прибрежные регионы на предмет каменных туров или других возможных сигналов». Они должны были зайти как можно дальше на северо-запад и как минимум добраться до мыса Джаркин, а затем вернуться в Тапкан, где «Корвин» постарается встретиться с ними примерно через месяц.
Моряки и собаки спустились с корабля и по льду дошли до острова Колючин. «Собаки резво бежали вперед, обгоняя друг друга, – писал Мьюр, – [но] выходцу с солнечного, цивилизованного юга, пожалуй, не представить более жуткого сочетания неба, холодной воды, льда и снега». «Корвин» повернул обратно к Аляске, чтобы выполнить другие задачи и собрать дополнительные сведения. «Мы пошли своим путем, – заметил Мьюр в своем дневнике, – и отряд постепенно скрылся из виду в снежной пелене».
Мой драгоценный муж,
нам стоит благодарить судьбу за то, что предпринимается столько попыток тебя спасти. На поиски отправлено так много экспедиций, что одна из них точно должна вас разыскать. Лето обещает быть непростым: мы будем ждать новостей от тебя и твоего возможного возвращения. Надеюсь, нам не придется томиться в ожидании еще целый год! И все же я буду надеяться, пока не угаснет последний луч надежды.
Зима в Нью-Йорке прошла очень быстро. Я очень мало ходила в театр – как ни странно, у меня не было никакого желания. Теперь я не получаю от спектаклей такого наслаждения, как в компании с тобой.
Порой я представляю, что ты застрял во льдах, не в силах контролировать движение корабля, и совсем потерял надежду. Но я отбрасываю эти мысли. Я надеюсь и молюсь, что вы живете дружно и во всем поддерживаете друг друга, что ваш маленький отряд не поразила никакая болезнь.
Твоя любящая жена
Эмма
Глава 26
Смертельные удары
В первую неделю июня 1881 года, пока «Жаннетта» дрейфовала в западном направлении, остров Генриетты растворялся в сером тумане, скрываясь у нее за кормой. Хотя Мелвилл не нашел на острове Генриетты почти ничего, что можно было бы похвалить – ни крупных зверей для охоты, ни тихих бухт, ни плавникового леса, – Делонг все равно не мог скрыть своей печали. «Остров Генриетты остался в прошлом, – написал он. – Через несколько дней он и вовсе скроется из виду».
Корабль по-прежнему был зажат между крупных льдин, но они постепенно растрескивались и подтаивали в теплеющем море. Тут и там моряки замечали большие полыньи, и вид открытой воды и пенистых волн, разбивающихся о льдины, был отрадой для их глаз, долго лишенных счастья лицезреть это. Они хорошо знали открытый океан, и именно открытый океан, если получится до него добраться, оставался их единственным свободным путем домой.
И все же Делонга в большей степени заботило не возвращение домой. По его расчетам, корабль находился чуть более чем в семистах милях от Северного полюса, и отчасти капитан все еще надеялся достичь цели своего путешествия – или хотя бы совершить рывок на север, чтобы побить рекорд северной широты. Учитывая плачевное состояние судна, он понимал, что это в высшей мере непрактичная затея, однако не мог отказаться от стремления покорить север, особенно теперь, когда вокруг них показывалось все больше открытой воды.
Делонг был настроен решительно, но весенняя погода оставалась капризной. За какой-то час яркое солнце могло смениться туманом, штормовым ветром, дождем, моросью, колючим инеем и снова солнцем. Вокруг то и дело раздавался громкий треск, когда тающий пак раскалывался и сталкивался с новыми и старыми плавучими массами льда. В воздух летели тысячи осколков. И все же пока «Жаннетта» оставалась надежно зафиксированной в центре ледового острова – Мелвилл называл его «нашей дружественной льдиной» – и не чувствовала толчков. «Мы движемся медленно и величественно, – писал Делонг, – как горделивая фигура среди ревущей пустыни».
Несмотря на изменчивость погоды, общая тенденция была очевидна: весна быстро уступала место лету. «Наконец-то, – писал Делонг, – становится все теплее. Давно пора». Солнце теперь висело над горизонтом и никогда не скрывалось за ним. В тепле проявлялись признаки жизни. Казалось, моряки слышали гул, с которым вращалась сама Земля.
Однажды утром сидевшему в вороньем гнезде Данбару показалось, что он заметил китов, которые всплыли на поверхность в далекой полынье. В другой день большая – численностью более полутысячи особей – стая гаг пролетела в северном направлении. Никто не знал, почему они летят именно туда. Может, на севере были еще острова или даже предсказанный Петерманом полярный континент? Возбужденные при виде птиц собаки бежали за стаей, пока у них на пути не возникла огромная полынья.
Все указывало на возвращение лета, и настроение Делонга поднялось. Обрадовались и все остальные. Тепло и вода давали предвкушение свободы. Со дня на день во льду могла образоваться крупная трещина, которая позволила бы наконец освободить «Жаннетту». «Мы знали, что приближается важный миг, – писал Даненхауэр, – когда «Жаннетта» наконец освободится из циклопического захвата».
Однако было непонятно, пойдет ли это освобождение ей на пользу. Корабль так долго пребывал во льдах, что никто не был уверен, сможет ли он снова поплыть, когда окажется на воде. Оставалась вероятность, что ледовая колыбель «Жаннетты», хоть и таила в себе немало опасностей, была единственным, что до сих пор удерживало судно на плаву. Даненхауэр, к примеру, волновался о том, как они «поплывут среди этого хаоса». Казалось, он не сомневался, что освобожденная «Жаннетта» окажется в гораздо большей опасности, чем грозила ей в «чудовищных тисках». Он полагал, что корабль «разлетится на куски под ударами враждебных льдин, среди которых «Жаннетта» будет все равно что стеклянной игрушкой».
В первую неделю июня лед непрерывно таял, что было весьма многообещающе. Мелвилл заметил, что корпус «Жаннетты» постепенно выправлялся: деревянные планки, которые долгое время были сжаты давлением льдов, принимали старые очертания и расправлялись от одного конца до другого. Впервые почти за год течь ослабла – непрерывный поток воды сократился до тонкого ручейка.
Постоянно сияющее солнце обнажило все неприглядные последствия зимовки, которые Мелвилл назвал «гадкими результатами шести месяцев жизни на одном месте сорока собак и тридцати трех мужчин». Началась весенняя уборка: Делонг велел матросам надраить все поверхности, выбить все одеяла, вытряхнуть все шкуры. Вонючие, словно Авгиевы конюшни, кладовые были очищены от костей, крысиного помета, шерсти, потрохов и собачьих фекалий. Моряки откачали лужи стоячей воды, которые, по словам Делонга, давно «мучили их обоняние». Все движимое имущество было вынесено на лед, вычищено и высушено под ярким солнцем. Изголодавшаяся по солнечному свету команда с удовольствием напряженно работала на свежем воздухе, ведь за долгую зиму, по свидетельству Мелвилла, все «неестественно побледнели, как овощи, растущие в темноте».
