Широкие доски прислонили к борту, чтобы использовать в качестве сходней. На лед спустили судовые журналы и прочие официальные документы «Жаннетты», обернутые в брезент. Доктор Эмблер сопроводил страдающих от отравления свинцом. Алексей и Анегин вывели всех собак. Даненхауэр снял повязку с глаза и собрал все навигационные инструменты и карты. Старр спустился в арсенал, который стремительно заполняло водой, и стал поднимать оттуда ящики с боеприпасами. Коул и Суитман с помощью шлюпбалок спустили на лед катера и один из вельботов. Данбар изучил окружающий лед и выбрал самое безопасное место для лагеря. Все остальные спустили с корабля продовольствие, меха, палатки, технический спирт, медикаменты, веревки, оружие, весла, упряжки, сани и маленькую деревянную шлюпку.
Услышав шум, Мелвилл бросил свой портрет «Жаннетты» и оставил стеклянную пластинку плавать в поддоне. Выбежав из темной комнаты, он увидел жуткую трещину на потолке моторного отсека. Поднявшись на палубу, он принялся помогать остальным.
К восьми часам вечера «Жаннетта» накренилась на 23° на правый борт. Никто из команды не мог стоять на палубе без дополнительной опоры. Лед продолжал напирать. Кают-компания была полна воды. Повсюду слышались треск ломающихся гвоздей, скрип дерева и скрежет металла. «Каждый следующий толчок, – писал Мелвилл, – приходился в самое сердце корабля и сотрясал весь корпус, подобно смертельным ударам». Забортные трапы, по словам Ньюкомба, «соскочили с креплений и стучали по палубе, как по огромному барабану».
Делонг был рад, что им удалось сохранить все самое важное. На корабле остались бесполезные лампы Эдисона и предоставленное Беллом оборудование. Все фотопластинки, проявленные в ходе экспедиции, включая только что сделанный Мелвиллом снимок, хранились слишком далеко, поэтому их так и не достали. Полагая, что матросам уже небезопасно оставаться на тонущем корабле, Делонг приказал всем покинуть «Жаннетту» и спуститься на лед. Вода поднималась так быстро, что последние работавшие в трюме моряки не смогли подняться по лестнице и были вынуждены воспользоваться палубным люком.
Капитан Делонг, казалось, хотел ненадолго остаться наедине со своим гибнущим кораблем. Он прошел по наклонившейся палубе, держась за веревки и битенги, чтобы не упасть. Он был первым, последним и единственным капитаном «Жаннетты» и совсем не хотел ее покидать. Последние три года этот корабль был его жизнью. Он нашел его, обогнул на нем мыс Горн и руководил его перерождением в Сан-Франциско. Он миновал на нем тысячи не нанесенных на карты миль и зашел дальше всех остальных в эту область Арктики. «Жаннетта», по сути, принадлежала ему. И теперь он ее терял.
Он печалился и неустанно корил самого себя. «Будет сложно, – писал он, – получить известность как капитан, который предпринял полярную экспедицию и потопил свой корабль на 77-й параллели… Полагаю, если я и сам пойду ко дну вместе со своим кораблем, это уже ничего не изменит».
Делонг еще немного постоял в тишине. Жуткие звуки разрушения немного стихли, остался только шорох льющейся в трюм воды. Делонг печально махнул своей фуражкой из медвежьей шкуры и воскликнул: «Прощай, наш корабль!» Затем он спрыгнул на льдину и отдал строгий приказ больше никому не подниматься на борт.
Они провели ту ночь на льду – тридцать три моряка и собаки до последнего наблюдали, как уходит под воду их дом. Уложив все вещи ровными и длинными рядами, они установили палатки. Погода была достаточно теплой – температура колебалась в районе пяти градусов ниже нуля – и настроение моряков, как ни странно, оставалось приподнятым. Мелвилл даже назвал его «веселым» – но таким веселым, как бывают мальчишки, которые посвистывают на кладбище, чтобы придать себе смелости. Алексей заявил, что чувствует себя «много хорошо». Джордж Лаутербах играл на губной гармошке, моряки пели песни и шутили, пытаясь отвлечься от происходящего в нескольких сотнях ярдов от них.
К полуночи «Жаннетта» опрокинулась на бок, как смертельно раненный зверь. Ее нижние реи коснулись льда. Считая, что нет смысла смотреть на агонию корабля, Делонг приказал морякам укладываться спать.
Они разошлись по палаткам, положили прорезиненные одеяла на лед и залезли в спальные мешки. Через час лагерь разбудил громкий треск. Огромная трещина образовалась прямо под палаткой капитана, ровно там, где спал Делонг. Если бы вокруг него не лежали другие моряки, которые прижимали одеяло своим весом, Делонг, а с ним, возможно, и Эрихсен, наверняка упали бы в обжигающе холодную воду.
Трещину перекрыли досками, чтобы никто не провалился. Данбар заново оценил состояние льда под лагерем и признал его опасным. В связи с этим по команде Делонга моряки ушли на сто ярдов в сторону, в более надежное место, переправили туда припасы, лодки, сани и собак и снова разбили лагерь. Заснуть им удалось лишь после трех часов.
К этому моменту «Жаннетта» почти затонула. Кончик ее трубы вот-вот готовился уйти под воду. Она по-прежнему лежала на боку и колыхалась при движении льда. Время от времени корабль издавал тихий вздох или стон, но битва для него была окончена.
В четыре утра, при смене караула, случилось кое-что примечательное. С громким металлическим скрежетом «Жаннетта» вдруг снова поднялась на поверхность, подобно неваляшке, и несколько долгих минут стояла вертикально. Казалось, она вернулась к жизни. Но затем она стала опускаться в воду, стремительно набирая скорость. Стоявший на часах Кюне крикнул: «Если хотите увидеть гибель «Жаннетты» – смотрите сейчас!»
Пока корабль тонул, реи поднялись вертикально и встали параллельно мачтам, напомнив, по мнению Мелвилла, «огромный и тощий скелет, простирающий руки над головой».
Затем «Жаннетта» скрылась в водовороте. По словам Даненхауэра, больше ничего не осталось «от нашей старой и доброй подруги «Жаннетты», которая много месяцев боролась с напором арктического монстра». Она затонула на 77°15′ с. ш. и 155° в. д., чуть более чем в семистах милях к югу от Северного полюса.
Чувства моряков невозможно было описать. Как сказал Мелвилл, они остались совсем одни «в том смысле, который мало кому под силу понять». «Наше единственное средство спасения, с которым было связано немало приятных воспоминаний, – продолжил он, – затонуло у нас на глазах. Теперь мы оказались в полной изоляции и не могли рассчитывать ни на какую помощь».
Они были почти в тысяче миль от ближайшей земли – арктического побережья Центральной Сибири. Даже если бы они могли достигнуть его, таща за собой все вещи и лодки, эти края были едва ли не самыми отдаленными и суровыми на планете. О редких поселениях в Центральной Сибири почти ничего не было известно, не существовало и точных карт ее береговой линии и рек. Сибирь знали в основном как место, куда цари ссылают преступников и политзаключенных – и ссылают навсегда. Делонг и остальные моряки понимали, что их жизнь висит на волоске: их единственной надеждой было совершенно безнадежное место.
И все же среди тоски и отчаяния моряки чувствовали и некоторое облегчение. Они двадцать один месяц провели в ледовом плену, но теперь период бездействия, ожидания, беспомощного дрейфа и тяжелого монотонного заключения наконец закончился. Они знали, что ждет их впереди. У них оставалось всего несколько месяцев на спасение. Они понимали, что теперь им предстоит великая борьба за выживание – и все же им не терпелось приступить к действию. «Мы обрадовались, – писал Мелвилл, – потому что избавились от бесполезного корабля и теперь могли отправиться в долгое путешествие на юг – и чем раньше, тем лучше».
