Именно это Петерман и называл палеокристическим морем. Тысячелетнее воздействия стихий на замерзающие, тающий и снова замерзающий лед. Можно было хоть целый день смотреть на него и не заметить никакой целостности.
Другая проблема с этим нестабильным льдом заключалась в том, что на нем почти невозможно было найти пресную – полностью пресную – воду. Делонг велел ответственным за воду морякам соскабливать снег и лед только с самых высоких торосов и даже там откалывать верхний слой толщиной как минимум в дюйм. Полученная таким образом вода казалась нормальной на вкус, однако, когда доктор Эмблер проверил ее при помощи нитрата серебра, тест показал тревожный уровень солености. Вывод был очевиден: соль насквозь пронизывала этот ледяной мир и проникала даже в самые высокие, в самые безопасные его точки. Более месяца они, сами того не понимая, пили солоноватую воду, добавляя соли в свою и без того соленую пеммикановую диету. Делонг сумел опровергнуть еще одно из множества опасных заблуждений Августа Петермана: теория покойного картографа о том, что лед служит бесконечным источником пресной воды, по словам Делонга, «потерпела крах».
Сложно было сказать, какие из множества проблем со здоровьем были связаны с постоянным приемом соли. Делонг особенно переживал из-за цинги, которую многие связывали с избытком соли, а потому повысил ежедневные нормы выдачи концентрированного лаймового сока. Но капитан понимал, что так они долго не протянут. Нужно было найти источник пресной воды.
Моряки попытались создать праздничное настроение в тот День независимости, с радостью сняли снежные очки с тонкими прорезями в линзах и отбросили все мысли о навигации среди «хаоса». Но Делонг уединился в своей штабной палатке и предался нехарактерной для себя печали. Он растворился в горьковато-радостных воспоминаниях и в мыслях перенесся на три года назад. «Все наши флаги развеваются в ознаменование этого дня, но для меня он весьма печален, – писал Делонг. – Ровно три года назад «Жаннетта» получила свое имя в Гавре. Много хорошего было сказано в тот день и много надежд возлагалось на это судно, но теперь все они пошли ко дну вместе с кораблем. Я и представить не мог, что три года спустя мы будем шагать по льду, готовясь рассказать о кораблекрушении всем доброжелателям, которые ждут нас дома».
В тот прекрасный день в Гавре Эмма стояла рядом с мужем, а Беннетт обещал послать Стэнли в Арктику, если «Жаннетта» столкнется с трудностями. Но на самом деле Делонг понимал, что ни одной спасательной экспедиции не найти ни его, ни его моряков. Беннетт не мог им помочь, как не могла помочь и страна, которая собиралась отметить свой 105-й день рождения, как только солнце взойдет на дальней стороне земного шара. Американские флаги, развевающиеся над палатками, казалось, лишь дразнили Делонга, символизируя беспомощность его родины и его безнадежное одиночество. Он знал, что у него осталась лишь одна надежда – попытаться удвоить усилия. Им предстояло спасаться самим.
И все же ответственность за сохранение человеческих жизней висела на нем тяжким грузом. «Я в долгу перед теми, кто отправился со мной, и обязан вернуть всех домой, не жалея на это ни душевных, ни физических сил», – писал он позже в тот же день. Он должен был «взглянуть опасности в лицо… и научиться использовать ее себе во благо».
Через восемь дней, 12 июля, удача, казалось, наконец улыбнулась Делонгу. Тем утром на горизонте что-то замаячило. Данбар, как всегда, увидел это первым. Он сильно обогнал остальных, отмечая дорогу черными флагами. На мгновение облака на юге расступились, и Данбар увидел остров – большой, блестящий, покрытый горами. Затем облака столь же быстро сомкнулись, и Данбару осталось лишь гадать, не обмануло ли его зрение.
Немного позже, после ужина, облака снова расступились, и на этот раз что-то заметили почти все моряки. «Перед нами предстало яркое видение», – написал Мелвилл. Все возликовали. Даненхауэр описал увиденное как «горбатый уступ, весьма похожий на покрытый снегом остров», хотя он и казался столь «сильно искаженным атмосферными явлениями», что «многие бы не поверили, что он вообще существовал». Делонг был настроен скептически. «Там было что-то, определенно напоминающее землю, – признал он, – но туман принимает так много призрачных форм, что уверенным здесь быть ни в чем нельзя».
И все же видение возбудило интерес капитана в достаточной мере, чтобы он достал планы Петермана и изучил примерную топографию Новосибирских островов. По его расчетам, в настоящее время до ближайшего к ним известного острова – обозначенного у него на карте как «остров Фаддеевский» – оставалось более 120 миль в юго-западном направлении. Он лежал слишком далеко, чтобы быть той неясной громадой, которую моряки разглядели на горизонте. «Я не могу поверить, что сегодня мы видели землю», – заключил Делонг и счел увиденное миражом.
Но на следующий день моряки снова заметили остров. Теперь его очертания проступили так отчетливо, что сомнений не осталось. «Солнце освещало южный горизонт, – писал Мелвилл, – и земля была прекрасно видна. Синие вершины ее гор стремились к небесам, внизу темнели лед и вода, а наверху парило ослепительно белое облако». По словам механика, «видение было совершенным». «Оно вдохнуло в нас новую надежду, – написал он, – как вторая Земля обетованная».
Делонг скорректировал маршрут и повел моряков к земле, решив, что это все же остров Фаддеевский. В тот момент тон марша существенно изменился. Земля могла сулить пищу, пресную воду, дерево и возможность спасения. Более того, к земле можно было стремиться. Она могла стать их целью, их фокальной точкой. До острова оставалось еще много миль. Но его вид заряжал всех энергией. Моряки с новой силой тянули лямку, подчиняясь зычной команде Найндемана: «Ну-ка, взяли!» У них открылось второе дыхание. «Каждый тотчас превратился в Геракла», – заметил Мелвилл.
Чем ближе они подходили к острову, тем чаще встречали животных. В небе парили чистики, розовые чайки, кайры, беринговы бакланы и другие птицы. Впереди на льду виднелись силуэты морских млекопитающих. 14 июля с позволения Делонга Коллинз взял многозарядный винчестер и пошел на охоту. Через час он вернулся с тюленем. Моряки так изголодались по свежему мясу, что Делонг даже не стал сначала подвешивать тушу, чтобы она сперва успела остыть. Они разделали тюленя прямо на месте, вытащили жир и кости и разрезали теплое мясо на маленькие кусочки, которые быстро сварили в бульоне из говяжьего экстракта.
Кушанье получилось отменным. «Этот пир я долго не забуду, – признался Делонг. – Нам казалось, что мы поужинали в «Дельмонико». Эмблер дал более сдержанную оценку трапезе. Сначала, по его словам, «было очень вкусно», и он «съел немало, но к концу блюдо потеряло свой вкус». После обеда они выплавили из жира ворвань, которой смазали протекающие сапоги и палатки.
Через несколько дней Коллинз и Эмблер вместе пошли на охоту и вернулись с более крупной добычей – моржом. Коллинз первым поразил плавающего зверя и попал ему рядом с глазом. «Морж нырнул глубже, – писал Делонг, – и мы уже решили, что больше его не увидим». Но через несколько секунд моряки услышали глухой удар и заметили, как из-под ледовой корки выплескивается кровь. Эмблер подбежал к моржу и пять раз выстрелил ему в голову. Данбар подоспел с ножом, продырявил один из ластов зверя и пропустил сквозь него веревку, когда морж уже начал тонуть.
