Моряки все дальше шагали сквозь туман. Несколько раз облака расступались и обнажали остров, но лучи преломлялись так причудливо и необычно, что невозможно было понять, насколько он далеко и каково состояние окружающего его льда. Делонг изучал все изменения в подзорную трубу. «Чем дольше я смотрел вперед, тем более приходил в замешательство», – писал он. Эмблер в своем дневнике замечал: «Остров словно бы отдалялся по мере приближения к нему». Сначала казалось, что он окружен льдом, но через пару мгновений вокруг него уже виднелось открытое море. Затем он и вовсе исчезал, чтобы через некоторое время появиться снова. «Я сидел и изучал его в течение часа, наблюдая за всеми изменениями, – писал Делонг. – И был совершенно сбит с толку».
Столь же загадочным Делонгу представлялся вопрос, к какому именно из Новосибирских островов они приближаются. Он снова раскрыл планы и карты и теперь пришел к выводу, что это один из Ляховских островов (Большой и Малый Ляховские острова – самые южные в Новосибирском архипелаге). Но если это действительно был один из Ляховских островов, то его карты были составлены очень плохо и расходились с действительностью более чем на сто миль. Внимательнее изучив остров, Делонг понял, что не учел другой возможности: может, этот остров вообще не входил в группу Новосибирских островов? Может, это был новый остров, который, как и остров Генриетты, прежде не был известен и не попадал на карты? «Я снова тешу себя надеждой, – восторженно написал Делонг, – что мы сделали еще одно открытие».
Туман стал плотнее, и на несколько дней остров пропал из виду. И все же моряки точно знали, что приближаются к нему, потому что слышали бесконечный треск льдов, ломающихся у берега, и гомон миллионов морских птиц. Часто они видели и самих птиц, которые летали у них над головами с зажатой в клювах пищей.
28 июля облака расступились и засияло солнце. Остров вдруг предстал перед моряками во всем своем великолепии. До него оставалось менее мили. Самая высокая точка суши возвышалась на несколько тысяч футов над растрескавшимися льдами океана. Остров был значительно крупнее островов Жаннетты и Генриетты и покрыт массивными ледниками. Его мысы поросли мхом, а отвесные утесы были кое-где заляпаны птичьим гуано. Мелвилл видел «перпендикулярные громады черных базальтовых скал, тут и там расцвеченные пятнами лишайников и покрытые перегнившей растительной массой неизвестного возраста». Повсюду на острове высились «гигантские пики, изрезанные и припудренные стараниями неумолимого времени».
Моряки сняли затемненные очки, бросили лямки и ахнули. Ньюкомбу остров показался «землей стремительных потоков, ледников, огромных, неприступных скал и утесов нетронутой красоты». В небе тысячами летали чайки, кайры, моевки и чистики, своими стаями «заслоняя солнце». Оглушительные крики птиц сопровождались другим звуком, монотонным басовым гулом, который Ньюкомб назвал «жужжанием, подобным жужжанию огромного пчелиного роя». Это был гомон птиц, которые пихались, толкались, шуршали и ворковали в тысячах ниш и укромных гнездовий. Это было гудение самой жизни.
Увиденное поразило моряков, и некоторые не смогли сдержать слез. Никогда прежде они не видели и не слышали столько живых существ, собравшихся в одном месте.
Как бы близко ни был остров, Делонг понимал, что добраться до него будет непросто. Простиравшийся до самого берега лед представлял собой опасный круговорот «смешения и неразберихи» – капитану казалось, что препятствий на нем хватит, чтобы «сдержать самого Голиафа». Эмблер счел, что там «сам черт ногу сломит». И все же все так обрадовались появлению острова, что Делонг решил использовать вновь обретенные силы для более продолжительного рывка.
Когда 29 июля они высадились на каменистый берег, Делонг собрал всех измученных моряков, чтобы сделать объявление. Ему пришлось кричать, чтобы его было слышно среди гомона птиц. «Эта земля, к которой мы так долго шли, – сказал он, – открыта нами. От имени президента я объявляю ее владением Соединенных Штатов».
Последовало троекратное ура, и моряки разошлись по острову, чтобы найти дерево для костра. Хотя они еле волочили ноги – «все измотаны донельзя, – писал Делонг, – и не могут идти дальше», – им нравилось наконец ступать по твердой земле. За исключением небольшого отряда, который под командованием Мелвилла высаживался на острове Генриетты, команда «Жаннетты» не ступала на сушу 697 дней. Доктор Эмблер наслаждался удивительным чувством «обновления электрического взаимодействия его тела с землей».
Вскоре на каменистом пляже затрещал костер. Над лагерем Делонга взвились американские флаги – и на этот раз ему показалось, что они его уже не дразнили.
Глава 31
Восемь драгоценных дней
Сначала звука не было – из глубин земли, скорее, исходила низкая вибрация. Большинство моряков, посапывавших в своих спальных мешках из тюленьих шкур, было слишком измотано, чтобы ее заметить. Но затем земля, по словам Мелвилла, «качнулась и задрожала», «раздался далекий гул». Набирая силу и становясь все громче, этот гул прогнал птиц с насиженных уступов на утесах. Несколько моряков в палатках проснулись и спросонья озадаченно посмотрели по сторонам. Такого шума они еще не слышали, а такого ощущения не испытывали. Многие решили, что это землетрясение.
Делонг и другие моряки выскочили из палаток и недоуменно вгляделись в предрассветный арктический сумрак. По каменистым склонам ровно над ними катились камни. Оползень «приближался с невероятной скоростью», свидетельствовал Мелвилл.
К счастью, лагерь разбили на каменистой косе, отделенной от горы узким протоком. Подпрыгивая и громыхая, камни в конце концов падали в воду и «скрывались в пене, – писал Ньюкомб, – отчего брызги взлетали вверх на пятьдесят футов». Если бы не этот проток, по словам Мелвилла, они «оказались бы погребены под скатившейся массой».
Над лагерем поднялось облако пыли и песка. Моряки закашлялись, благодаря судьбу за спасение. Сам собой возник вопрос: не пытался ли остров их прогнать? Казалось, эта отвесная арктическая скала никогда прежде не видела человека и категорически возражала против высадки экспедиции. На берег, по словам Делонга, скатилось «чудовищное количество проклятых камней». Но его самого, казалось, близость катастрофы не особенно испугала. Он написал, что после всех лишений они «готовы ко всему и ничему не удивляются».
Однако кое-что Делонга все же удивило: остров, на котором они оказались, был довольно крупным. В первое утро, 30 июля, он отправил несколько групп на разведку в разных направлениях, и они принесли любопытные новости. Они обнаружили мысы, плато, вулканические кратеры, несколько ледников и бесчисленное количество скалистых масс, испещренных угольными жилами. Моряки нашли обесцвеченные оленьи рога, образцы опала, аметистового кварца и базальтовой лавы, а также кости нескольких морских млекопитающих. На острове были следы медведей, лис, кроликов и куропаток. Сам же остров простирался на много миль – он был слишком велик, чтобы обследовать его за день-другой.
Оценив значимость их открытия, Делонг решил назвать это место островом Беннетта. По его мнению, остров теперь был частью США. «Я прибавил остров Беннетта к американской территории», – написал он и назвал высокий утес возле их лагеря мысом Эммы.
