Сначала Делонгу пришлась не по душе новая табачная смесь, но затем его запасы тоже исчерпались, и он пересмотрел свое отношение. «Полагаю, завтра мне придется с ней смириться, – написал он, – поскольку сегодня после ужина я выкурю последнюю трубку табака».
Через несколько дней Делонг заметил, что стал нервным и раздражительным: «Признаюсь, я отчаянно хочу курить». Но вскоре ему на помощь пришел неунывающий Эрихсен. Датский здоровяк «передал ему небольшой сверток с ценным продуктом». «Я отказывался взять больше щепотки, – писал Делонг, – но он настаивал, уверяя, что в палатке номер 6 есть запас на несколько дней». С огромной благодарностью приняв подарок, Делонг тут же поделился табаком с Эмблером и Найндеманом.
Тем вечером после ужина Делонг уселся, чтобы с удовольствием покурить. «Ну… Жив, курилка!» – только и написал он.
Через несколько дней Делонг исчерпал подарок Эрихсена и в конце концов попробовал суррогатный табак. «Весь день страдая из-за невозможности покурить, вечером я набил трубку чайными листьями. К моему приятному удивлению, оказалось вполне сносно».
Их заточение продолжалось. Восемь дней, девять – и все еще никакого движения. На самом деле не совсем так: ледовый затор по-прежнему не рассасывался, но при этом все же двигался. Вся масса подтаявшего льда, на которой был разбит их лагерь, в целом дрейфовала в правильном направлении – на юг. Когда туман рассеивался, Делонг видел, как меняется их местоположение. Новая Сибирь теперь была к востоку от них, но на юго-западе проступали очертания другого острова.
Делонг решил, что это остров Фаддеевский – еще один малоизвестный фрагмент Новосибирского архипелага. Необитаемый остров назвали в честь русского промышленника Фаддеева, который однажды целый сезон провел на этой земле, охотясь за мехами, и построил на берегу крошечную хижину. Делонг заметил, что ветра и господствующие течения направляли их льдину в узкий канал, который разделял Новую Сибирь с Фаддеевским. На этот раз, хоть и пребывая в ловушке, они все же ощутимо продвигались вперед.
На девятый день стоянки на льдине, 29 августа, восторженный Чипп вошел в палатку Делонга и сообщил капитану о появлении крупной трещины, которая вела в юго-западном направлении – где и находился Фаддеевский. Делонг тотчас отдал приказ сворачивать лагерь и тащить всю поклажу и лодки к протоку, до которого было несколько сотен ярдов. Тем вечером они поставили палатки прямо возле воды, а рано утром, увидев, что проток стал еще шире, Делонг велел подготовить лодки к спуску на воду. Открывшийся канал был полон быстро движущихся льдин, но после десяти дней бездействия Делонг не мог упускать такой шанс. «Спустить лодки в эти врата ада оказалось непросто», – написал он. Но в конце концов они оттолкнулись от льдины и осторожно поплыли по протоку, надеясь, что его извилистые рукава в итоге приведут их на Фаддеевский.
Путешествие заняло весь день, но они упорно шли к острову. Множество банок затруднило высадку, однако им все же удалось пристать к пустынному берегу Фаддеевского. Скалистый остров Беннетта был по-своему прекрасен, но теперь они впервые с отплытия с Аляски ступили на настоящую сушу. «После тревог последних десяти дней я почувствовал огромное облегчение, – писал Делонг. – Мне было приятно снова ходить по мху и траве, и мои замерзшие ноги наконец согрелись до нормальной температуры». Они поднялись с пляжа на террасу, покрытую губчатым лишайником, где разбили лагерь и собрали дров. «Лодырь радостно бегал по острову и гонялся за леммингами – их норы были повсюду, – писал капитан, – а мы, люди, с гораздо более серьезным видом выслеживали диких зверей».
Моряки обнаружили довольно свежие оленьи экскременты, бархатные оленьи рога и следы зайца. Над тундрой летала стая казарок. Другая сидела на пруду, который тут же стал источником пресной воды. Ньюкомб нашел две огромные окаменелые кости, которые определил как большеберцовую и малоберцовую кости шерстистого мамонта. В полутора милях от места их высадки Суитман и А Сэм обнаружили полуразрушившуюся хижину на берегу чистого ручья – скорее всего, это была именно та хижина, которую Фаддеев построил несколькими десятилетиями раньше. Но на острове не было никаких признаков недавнего присутствия человека. Когда Делонг отправил нескольких охотников по звериным следам, стало очевидно, что олень убежал далеко вглубь острова, напуганный прибытием экспедиции. Охотники подстрелили несколько уток, но решили не тратить драгоценное время и силы на погоню за оленем: остров был слишком велик – площадь Фаддеевского составляет более трех тысяч квадратных миль, – а его топкая тундра была покрыта бесчисленными озерами и прудами.
Поэтому ночью 30 августа Делонг приказал разбить временный лагерь, намереваясь затем уйти дальше. На следующее утро они спустились в бухту и пошли на запад вдоль южного берега Фаддеевского. Льда не было, но море кое-где было опасно мелким – лодки то и дело выносило на песчаные отмели. Моряки видели, что остров полон жизни: им на глаза попались утки, гуси, совы и даже несколько тюленей. Около половины шестого вечера Делонг попробовал снова высадиться на Фаддеевский, приготовить ужин и разбить лагерь, однако на пути было столько банок, что он не смог подойти к берегу ближе, чем на пятьсот ярдов.
Когда спустилась темнота, стало понятно, что ночевать придется на лодках. В итоге ночью никто не сомкнул глаз: по словам Делонга, приходилось почти постоянно «следить за лодками и выводить их на достаточную глубину. О сне не шло и речи, и мы томились в ожидании рассвета».
Следующие три дня они плыли вдоль берега и прошли около семидесяти миль. В трюме катера Делонга висели тушки убитых на Фаддеевском двенадцати уток – капитан решил приберечь их на будущее. Море было неспокойно – Делонг заметил, что стоило им сбавить скорость, как волны начинали хлестать через борт, из-за чего управлять лодками становилось невозможно. «Вода время от времени переливалась через борт, – писал он. – Промокшие до нитки, мы были вынуждены постоянно вычерпывать ее и даже подключать насосы». Каждая новая волна окатывала всех моряков. «Боже! – писал Мелвилл. – Ну и холод!»
Второй катер, шедший под командованием Чиппа, оказался самым медленным из всех и постоянно плелся в конце. Затем он и вовсе скрылся из виду. Сорок восемь часов Делонг не знал, что случилось с Чиппом и его отрядом из девяти человек, в который входил и полюбившийся всем ледовый лоцман Данбар. Делонг и Мелвилл пристали к крупной льдине, подняли на мачтах черные флаги и стали ждать Чиппа. Делонг сходил с ума от тревоги – Чипп был его правой рукой, его лейтенантом, его старым другом еще со времен гренландского плавания. «Теперь меня постоянно сопровождают тревога и беспокойство, – писал Делонг, размышляя о судьбе Чиппа, – и сейчас они вдвое сильнее».
Ближе к вечеру, 3 сентября, Делонг вздохнул с облегчением: катер Чиппа показался на горизонте – он шел вдоль кромки льда севернее остальных. Моряки возликовали, когда отставшие воссоединились с группой Делонга. «Как же мы были рады их видеть!» – написал Мелвилл. Отряду Чиппа пришлось нелегко. Его катер сел на мель и в какой-то момент чуть не затонул. Чипп, Данбар и все их матросы выглядели уставшими и обессиленными – особенно Данбар. Он то и дело терял сознание и с трудом стоял на ногах. Осмотрев его, доктор Эмблер заключил, что он страдает от «приступа головокружения» и сильного сердцебиения. «Данбар кажется больным», – заметил Делонг, который видел, как лоцман «покачнулся, пытаясь сесть». «Боюсь, – написал капитан, – Данбару на втором катере пришлось хуже, чем он готов признать. Его состояние весьма серьезно, но сейчас все так взволнованы, что точно оценить его тяжесть не представляется возможным».