Пока Эмблер помогал Данбару, Делонг решил отпраздновать возвращение отряда Чиппа, приготовив дюжину припасенных в трюме уток. «Я боялся, что они испортятся, – написал Делонг, – и велел приготовить из них хороший ужин». Получив по порции пряного рагу, моряки подняли тост за свое здоровье и поклялись больше никогда не разделяться, пока они не вернутся в безопасные края.
На следующее утро, 4 сентября, у них на пути снова встал их давний противник – лед. По свидетельству Делонга, большую часть утра им пришлось тащить тяжелые лодки по «неровному, вздыбленному паку». Саней у них не было, поэтому кили и днища принимали все удары на себя. «От килей откалываются длинные щепки, – негодовал Делонг, – сами лодки получают царапину за царапиной». В один момент Делонг провалился в воду по самую шею. Остаток дня его меховая одежда «противно липла к телу», из-за чего он «промерз до костей, несмотря на порцию бренди, которую ему выдал доктор».
Тем вечером они высадились на соседний остров, Котельный (Котельный и Фаддеевский соединены узким перешейком). Котельный представляет собой самый крупный остров Новосибирского архипелага и входит в число пятидесяти крупнейших островов мира. В 1773 году его открыл русский охотник и купец Иван Ляхов, а в начале XIX века его неоднократно посещали охотники за пушниной и окаменелой слоновой костью. Как и остальные Новосибирские острова, он был необитаем.
Ужин моряков на берегу Котельного, в окружении «холмов-колоколов», как назвал их Делонг, был весьма скуден, но они хотя бы нашли огромное количество плавникового леса, который можно было сжечь. «На пляже лежали целые груды деревьев, которые лед оттолкнул далеко от кромки воды», – заметил Мелвилл. Вскоре они развели костер. «Кашляя от дыма и обжигаясь искрами, – писал Делонг, – мы все же стояли у огня, надеясь хоть немного просушить свои вещи». По свидетельству Мелвилла, это был «первый приличный костер, который они развели с момента отплытия из Соединенных Штатов… Они стояли к нему лицом, из-за чего спине было холодно и моряки дрожали в насквозь промокшей одежде».
Несколько брошенных в огонь кусков дерева, по словам Мелвилла, несли на себе «зарубки дружественного топора». Это существенно подняло всем настроение. Мелвилл писал: «Эти молчаливые признаки цивилизации красноречиво обращались прямо к нашим сердцам, заставляя вспомнить о далеких краях и друзьях».
Тепло костров пришлось по душе морякам, и экспедиция Делонга две ночи провела на Котельном. Делонг обнаружил, что страдает от обморожения второй степени – у него на ступнях появились болезненные язвы, из-за которых он почти не мог ходить. У остальных тоже появились первые признаки обморожения. Несколько недель все моряки ходили в мокрой одежде и непрестанно мерзли. Им нужно было высохнуть и согреться – такой острой потребности они не испытывали даже в еде. Если бы охотники оказались более удачливы, Делонг, возможно, остался бы на Котельном и дольше, но охотиться было почти невозможно: на остров спустилась пелена «привычного тумана», из-за которого зона видимости ограничивалась несколькими ярдами. Единственной их добычей, по словам Мелвилла, стали «несколько казарок, которые смущенно топтались возле открытой воды».
Охота на артефакты и сувениры, однако, оказалась куда приятнее. Многие моряки бродили по холмам, как восторженные мальчишки. Найндеман притащил обруч, которым когда-то была стянута бочка с рыбой. Герберт Лич нашел прекрасный мамонтовый бивень, а другие моряки подобрали мелкие осколки слоновой кости. Алексей отыскал на удивление крепкую бревенчатую хижину, все щели которой были забиты паклей и глиной. Он вернулся с деревянной кружкой, деревянными столовыми приборами и металлической монетой – российской копейкой 1840 года. Некоторым из этих предметов – особенно монете – казалось, было не место в туманной Арктике. Моряки улыбнулись при мысли о деньгах и их полной бесполезности в этом диком краю.
Котельный, похоже, населяли одни лемминги – типичные для Арктики маленькие норные грызуны, годовые популяционные циклы которых колебались от переизбытка до почти полного вымирания. В эти дни цикл, похоже, достиг своего пика, поскольку Делонг написал, что их было «не перечесть», и они бегали по тундре, время от времени преследуемые полярными совами. В лагере моряков тоже было полно леммингов, и со всех сторон доносился их тонкий визг. Мохнатые грызуны проникали повсюду и даже нашли путь в палатки. Делонг писал: «Прошлой ночью мистер Коллинз явно спал не один, а с леммингом, потому что утром, когда он вышел из палатки, маленький грызун выпрыгнул из его мехового капюшона и в мгновение ока закопался в песок».
6 сентября команда Делонга покинула Котельный, но тут же столкнулась с тяжелыми погодными условиями. Ветер усилился, на море поднялись высокие волны, на гребнях которых покачивались острые осколки льда. «Нас едва не разбило вдребезги», – написал Даненхауэр. «Столкнуться с одной из этих льдин, – заметил Ньюкомб, – означало погибнуть».
Навигация в таких опасных водах требовала больше сил, чем могли вообразить отважные моряки. «Мы цеплялись за жизнь, – писал Мелвилл. – Море вздымалось и ревело… матросы, ослепленные ветром и брызгами, мужественно налегали на весла. Их голые руки замерзли и кровоточили. Лодки так и ходили ходуном на жутких волнах». Впервые с начала плавания «Жаннетты» испытанию подверглись мореходные навыки команды – и испытание это было поистине ужасным. Мелвилл был впечатлен: «Промокшие до нитки в ледяной воде, измученные, матросы творили чудеса».
Они день и ночь плыли по высоким волнам, держа курс на западо-юго-запад. Не привыкшие к качке – включая А Сэма и Коллинза – страдали от ужасной морской болезни. Более тридцати часов лодки качало из стороны в сторону, несколько раз они едва не переворачивались вверх дном. Ветер был так силен, что Делонг приказал матросам взять два рифа на парусах, чтобы уменьшить их площадь; это помогло немного стабилизировать лодки, но существенно замедлило их ход. Никто не смыкал глаз – все были начеку и, по словам Мелвилла, следили за «многочисленными опасностями, которые возникали тут и там». Малейшая ошибка рулевого, по свидетельству Мелвилла, «точно привела бы к их гибели».
Вельботу Мелвилла пришлось особенно нелегко. Даненхауэр написал: «В один момент тяжелая зеленая волна хлестнула через левый борт, вода достигла банок; лодка пошатнулась и накренилась, но все матросы с лейками в руках быстро вычерпали воду, и мы снова оказались на плаву. Я никогда прежде не боялся на борту, но эта ситуация была невероятно опасной. Если бы на нас обрушилась еще одна волна, из нашего отряда никто бы не спасся».
8 сентября – спустя восемьдесят восемь дней с момента гибели «Жаннетты» – Делонг заметил одинокую льдину, медленно плавающую в море Лаптевых. Окликнув командиров других лодок, он решил подойти к ней. «Мне жаль промокших и измученных людей», – написал Делонг. Пристав ко льдине, они разбили на ней лагерь. Как сказал Мелвилл, они были, возможно, «самой жалкой кучкой смертных, сбившихся вместе и дрожащих от холода». Мороз так измотал Мелвилла, что он затянул песню, чтобы только воспрянуть «промокшим и замерзшим духом». Эмблер написал: «Я так окоченел от холода и привык к боли, что порой сомневаюсь, жив ли я, ведь работает у меня один только мозг». И все же доктор восхищался людьми, которые так стойко встречали все невзгоды. «Полагаю, все пребывают в столь же плохом состоянии, как и я сам, если не хуже, – писал он, – но никто и не думает жаловаться».
