Исток Лены находится почти в трех тысячах миль к югу от Северного Ледовитого океана, в горах неподалеку от озера Байкал, во внутренней части России неподалеку от границы с Монголией. Протекая по лесистым просторам Якутии, река вбирает в себя приток за притоком: Киренгу, Витим, Олёкму, Алдан, Вилюй. Лена занимает одиннадцатое место в мире по протяженности и девятое по размеру бассейна – болотистой, полной комаров тундры и тайги площадью более 960 000 квадратных миль. Воды Лены несут невероятное количество ила, а сильное течение выталкивает его более чем на 50 миль в Северный Ледовитый океан.
Река Лена – одна из немногих крупнейших в мире – течет на север, к покрытому льдом морю. Осенью она начинает замерзать возле устья, а не возле истока, из-за чего в месте ее впадения в океан возникает естественный барьер, мешающий ее мощному течению. По мере приближения арктической зимы река продолжает нести свои воды на север, пока они не встречаются со слоем льда, который с каждым днем становится все толще.
В результате вода разливается в стороны и отчаянно пытается найти другую дорогу к морю. Иными словами, лед нарушает и усиливает тенденцию всех рек раскрываться веером возле устья. Давление на ленскую ледовую дамбу так сильно, что река разливается более чем на 11 тысяч квадратных миль. Это буйство потоков создает одну из самых крупных и самых сложных речных дельт во всем мире.
С воздуха дельта Лены напоминает срез огромной опухоли, которая выдается далеко в море Лаптевых за пределами материковой Сибири. Эта выпирающая масса 125 миль шириной представляет собой сложное переплетение потоков и рукавов, которые тонкими нитями извиваются по песчаным равнинам, испещренным тысячами озер, запруд и пойменных болот. В дельте находится более полутора тысяч островов, хотя точное их число постоянно меняется. Пробиваясь сквозь наносы, река разделяется на семь основных рукавов, которые, в свою очередь, делятся на сотни меньших потоков, напоминающих капилляры и каждый сезон меняющих свое русло в стремлении к Северному Ледовитому океану.
В опубликованном в 1882 году отчете будет написано: «Карты этого пустынного региона не существует, и кажется невозможным составить такую карту, которую не компроментировали бы сезонные изменения». Единственной более или менее подробной опубликованной картой оставалась карта Петермана, но она во многом основывалась на гипотезах и изобиловала серьезными ошибками. На его карте в дельте значилось восемь рукавов, хотя на самом деле их было больше двух сотен, а немногие упомянутые географические названия, ориентиры и деревни либо находились совсем не на месте, либо вообще не существовали в реальности.
16 сентября 1881 года отряд Делонга приблизился к этому невероятному ландшафту. До дельты оставалось еще три мили, но катер не мог сдвинуться с места, застряв в огромной массе речных наносов.
Когда Делонг попытался найти выход, ему в голову пришло лишь одно возможное решение проблемы. Он велел всем выбраться из лодки, чтобы облегчить ее вес, благодаря чему она приподнялась на несколько дюймов. Шагая против быстрого течения реки, моряки собрались вокруг лодки и принялись толкать ее по направлению к земле – иногда лодка плыла по воде, но иногда ее приходилось тащить по илистому дну. На борту остались лишь несколько нетрудоспособных матросов и Лодырь.
В прозрачной, неглубокой воде виднелись замысловатые узоры, нарисованные течением на иле. Юркали маленькие рыбешки. Глубина колебалась от полутора до четырех футов, но в целом по мере приближения к берегу становилось все мельче. Ил прилипал к сапогам, из-за чего морякам то и дело приходилось их очищать. Раздраженные, многие из матросов в конце концов побросали сапоги в катер и пошли дальше босиком.
Катер часто садился на мель – в таких случаях команда толкала его и разворачивала в сторону более подходящего протока. Это был каторжный труд, а холодная речная вода делала его и вовсе непосильным. Вскоре моряки уже не чувствовали ног. Большая часть команды толкала катер сзади, но несколько матросов шли впереди, разбивая веслами свежий лед и нащупывая лучший путь к берегу.
Двигались они очень медленно – за целый день им удалось миновать не более мили. Идти можно было только во время прилива, поскольку при отливе катер застревал в густом иле. К вечеру, по словам Найндемана, «все порядком выдохлись». Моряки забрались обратно на борт, где их ждал Лодырь, и поужинали говяжьим языком. После ужина доктор Эмблер велел морякам снять сапоги, чтобы он мог осмотреть их ноги. Увиденное его не на шутку обеспокоило. Целый день пути по ледяной воде дался морякам огромной ценой. Их ноги распухли и опасно посинели. Эмблер счел, что команду не пощадило обморожение. Хуже всех дела обстояли у Бойда, Эрихсена, Коллинза, А Сэма и капитана Делонга, но пострадали все без исключения.
Хоть и неглубокая, река к ночи разбушевалась. По свидетельству Найндемана, «лодку постоянно заливало», из-за чего «все промокли до нитки», а спальные мешки «пришли в негодность». Лежа на палубе катера, моряки дрожали и, по словам Делонга, коротали «самую ужасную и тревожную ночь». Катер стоял в устье Лены, лишь изредка покачиваясь на отступающих и снова накатывающих на берег волнах.
Рано утром отряд Делонга двинулся дальше. К полудню они прошли всего полмили по лабиринту илистых потоков. Положение было отчаянным – казалось, земля дразнила их. До нее оставалось каких-то полторы мили, но достичь ее они никак не могли. Делонг боялся, что они никогда не доберутся до берега, а если и доберутся, то в процессе отморозят себе ноги.
Ему пришлось сделать выбор Хобсона: покинуть катер и вброд пойти к берегу, забрав с собой всю поклажу. Делонг хотел любой ценой сохранить катер, понимая, что без него им не подняться по реке, но теперь он пришел к убеждению, что катер убьет их, прежде чем сможет сыграть хоть какую-то роль в их спасении. Его нужно было бросить на мели.
Держа поклажу высоко над головой, они длинной колонной пошли к берегу. Лодырь неуклюже пробирался рядом с ними. Первыми шли Найндеман и Норос – самые крепкие из четырнадцати моряков. Они направляли наспех сколоченный из весел и досок плот, на котором лежал пеммикан и другие тяжелые вещи.
Делонг шел в самом конце, вместе с остальными страдающими от обморожения моряками, и нес судовые журналы «Жаннетты» и свои дневники. Эти толстые книги были настоящей обузой, но капитан давно считал их своим фетишем. Только эти журналы и остались от экспедиции «Жаннетты» – в них содержалось единственное описание их плавания и единственное доказательство их научных и исследовательских достижений. Он хотел сохранить их во что бы то ни стало, «пока есть хоть один человек, способный их нести».
Пока они шагали по илистой дельте, вода доходила им то до колен, то до пояса. Течение зачастую было очень мощным и пронзало бедра острыми иглами холода. Когда стало мельче, моряки уже не смогли поднимать онемевшие ноги достаточно высоко, чтобы ломать хрупкий лед, и шли напрямик, до крови рассекая икры. Лодырь барахтался так беспомощно, что Алексей поднял его и большую часть пути пронес на плечах.
Немногим более часа спустя Найндеман и Норос вытолкнули плот на сушу. Один за другим двенадцать остальных моряков тоже вышли на берег. Устало улыбнувшись, они сбились в кучу – окоченевшие и обрадованные, что наконец-то пересекли эту водную преграду. Теперь они оказались в материковой Азии. С места гибели «Жаннетты» они преодолели почти тысячу миль, хотя большинство моряков неоднократно возвращалось по льду за оставшимися вещами, и на самом деле прошло более двух с половиной тысяч миль. Начинался очередной этап их одиссеи. Какие бы преграды их ни ждали, среди них точно не было соленой воды и пакового льда. Метаморфоза завершилась. Они долгое время были детьми льда, затем детьми моря, а теперь стали детьми суши.
