Последний год Беннетт следил за разговорами о спасательных миссиях, но его отвлекало другое. Он давно вынашивал идею основать новую газету «Париж Геральд», которая будет нацелена в основном на таких же, как и он сам, американцев, живущих в Европе. Он купил прекрасную виллу в местечке Больё на Лазурном Берегу, откуда открывался чудесный вид на море. Он устраивал экстравагантные охоты в загородном доме неподалеку от Версаля и большую часть года проводил в круизах по Средиземноморью.
Кроме того, Беннетт был занят открытием своего нового творения, Ньюпортского казино, которое оказалось больше, чем кто-либо мог представить. Это была пышная постройка из дерева, камня и чешуйчатой черепицы с просторными верандами, уличными барами и аккуратным травяным теннисным кортом, расположенным на площадке, которая могла вместить не одну тысячу зрителей. «Ничего подобного нет ни в Старом Свете, ни в Новом, – восхищался газетный репортер, посетивший торжественное открытие казино. – Вряд ли в мире найдется более веселое и оживленное место».
В августе в Ньюпортском казино состоялся первый национальный чемпионат только что образованной Национальной ассоциации лаун-тенниса Соединенных Штатов. Это был первый в истории теннисный турнир на американской земле. Лучше всех себя показал Ричард Дадли Сирс из Гарварда, который выиграл пять матчей подряд. Как и рассчитывал Беннетт, Ньюпортское казино стало родиной американского соревновательного тенниса. Проводившийся там ежегодный турнир впоследствии вылился в Открытый чемпионат США по теннису. Национальные чемпионаты проводились в Ньюпортском казино до лета 1915 года, когда их перенесли в Форест-Хиллс в Нью-Йорке.
Поглощенный делами казино, Беннетт тем не менее регулярно связывался с Эммой Делонг и в конце лета 1880 года даже пригласил ее в Ньюпорт посетить его «коттедж». Маленький особняк, называвшийся «Каменная вилла», был расположен как раз напротив казино на противоположной стороне Бельвью-авеню. Беннетт пригласил Эмму на морскую прогулку на своей новой яхте «Полиния», в постройку которой он, как сообщается, вложил 55 000 долларов. Сестра Беннетта Жаннетта Белл тем летом тоже навестила Ньюпорт. У них с мужем недавно родился сын, но Беннетт не проявлял желания играть в любимого дядюшку. Выписав чек на наследство в размере 100 000 долларов, Беннетт положил его в изножье колыбели племянника и больше никогда не обращал на мальчика внимания.
Беннетт обещал Эмме, что не пожалеет сил и средств, чтобы найти ее мужа. Для него полярная проблема была сродни оживленному теннисному матчу – она казалась ему увлекательным спортом, бодрящим испытанием, интересной игрой. Он не сомневался, что все будет в порядке. А если нет, таков был риск. Он не мог представить более почетной гибели, чем гибель во имя исследования – во имя страны, во имя флота, во имя науки. И само собой, во имя «Геральд». «Геральд» для меня все, – сказал он однажды репортеру. – Человек – ничто».
Но к концу 1881 года даже Беннетт начинал подозревать, что с «Жаннеттой» случилось непоправимое. Он смирился с мыслью, что корабль затонул и давно покоился на дне морском. Что же до судьбы Делонга и остальных моряков, Джеймс Гордон Беннетт не терял оптимизма. Он телеграфировал Эмме из Парижа:
Не бойтесь за мужа и его отважную команду. Если правительство из скупости откажется снаряжать еще одну экспедицию, я отправлю ее за свой счет, даже если на это уйдет все до последнего доллара. Хотелось бы мне передать Вам свою уверенность в благополучии «Жаннетты».
Беннетт
Глава 37
Неистовая жестикуляция
Пока Найндеман и Норос шагали по ленским пустошам, на них тяжким грузом опускалась сибирская зима. Ночи становились все холоднее, температура колебалась в районе двадцати градусов ниже нуля. Порой казалось, что только постоянное движение спасает их от гибели. Звуки стали ломкими. Влага на лицах превратилась в ледяную корку. Снег скрипел под ногами. Холод стал практически осязаемым и молча лишал дельту жизни, как огонь лишает комнату кислорода. В самые холодные ночные часы облачка пара, вырывавшиеся у них изо рта, замерзали на лету и опадали серебристыми каплями, которые, если верить коренным жителям этих мест, издавали тихое позвякивание, называемое «шепотом звезд». Впоследствии рекордно низкая для Северного полушария температура, минус 67 градусов по Цельсию, будет зафиксирована на советской погодной станции к востоку от Лены.
Найндеман и Норос шли ровно и упорно, но к этому моменту слишком ослабели, чтобы ускорить шаг. В среднем они проходили около тринадцати миль в день. Норос кашлял кровью и подумывал о самоубийстве. В худшие моменты лишь мысли о семье, которая ждала его в городке Фолл-Ривер в штате Массачусетс, не давали ему лишить себя жизни.
Большая часть их пути казалась сном: дни слились в единую белую массу, в которой было лишь несколько мгновений пугающей ясности. Сверкающие глаза полярной совы. Старые нарты, которые они сломали на дрова. Погребенный в ящике на холме местный житель. Без конца кружащий в небе черный ворон.
Единственным ориентиром, который выдавался над бесконечной равниной, был скалистый остров, словно застрявший посреди Лены. Массивный утес назывался просто – остров Столб. В ясную погоду его было видно за сотни миль. Арктическая атмосфера преломляла его силуэт, из-за чего остров Столб принимал множество причудливых форм: порой он напоминал парящую над долиной крепость, порой кита, а порой спину гигантского доисторического зверя. Какую бы форму он ни принимал, Найндеман и Норос ориентировались на него, шагая все дальше на юг.
Палаток у них не было, поэтому каждый вечер они забивались в норы, подобно животным. Они спали в естественных пещерах на берегу реки, у подножия утесов, под старой плоскодонкой, брошенной на льду, и в вырытых в снегу берлогах.
Питались они как попало. Однажды Найндеман подстрелил белую куропатку, типичную для Арктики. В другой раз он поймал лемминга, и они поджарили маленького грызуна на костре, даже не выпотрошив тушку. Они заваривали чай из корней полярной ивы. В один из дней они обнаружили на берегу реки несколько рыбьих голов. Остаток времени им приходилось жевать подошвы сапог и обрывки штанов из тюленьей кожи, которые предварительно размачивали в воде и коптили на огне, чтобы сделать съедобнее.
Через неделю после начала пути они так ослабели, что зачастую не могли идти вперед против ветра. Почти потеряв надежду, вечером 19 октября они наткнулись на несколько хижин в местечке Булкур. Моряки разожгли в одной из них огонь и провалились в сон. За десять дней, которые прошли с момента прощания с Делонгом, они преодолели 129 миль.
На следующий день в одной из соседних хижин среди потрепанных сетей они нашли большое количество сушеной рыбы, которая по консистенции напоминала опилки. Почти безвкусная, эта рыба была заготовлена не для еды – из нее получали ламповое масло, которое вытапливали из рыбьей плоти. Не обращая внимания на синюю плесень, Найндеман и Норос с жадностью набросились на рыбу и принялись запихивать ее в рот. Вскоре им стало плохо, а на следующий день их поразила сильная диарея. В стуле были кровавые выделения – моряки решили, что заболели дизентерией. Несмотря на это, они продолжили есть рыбу, полагая, что полный желудок стоит любой боли.
