Состояние Лича тоже ухудшалось – его обмороженные ноги невыносимо болели, его непрестанно лихорадило. Лежа возле огня, он был подавлен и апатичен. Силы медленно покидали его. С пальцев его ног отпадали отмершие кусочки плоти, обнажались кости. Друживший с Личем Бартлет взял на себя обязанности доктора и всячески заботился о пациенте. «Очевидно, началась гангрена, – писал Мелвилл. – Если пальцы хотя бы один день не обрабатывали, они начинали источать нестерпимую вонь. Бартлет ежедневно нагревал чайник воды, которой обмывал все язвы, а затем складным ножом мастерски удалял омертвевшую плоть».
Благодаря заботе Бартлета Лич в итоге пошел на поправку. Когда ему стало чуть легче, он вспомнил о доме и написал письмо своей матери, которая жила в городе Пенобскот в штате Мэн:
Дорогая моя матушка,
мы жили на льду, пока не лишились корабля (нашего дома). Затем начались испытания. Мы попали в сильный шторм, который едва не положил конец нашим страданиям. Я отморозил ноги и замерз так сильно, что мне казалось, будто я и не почувствую, если их у меня отнять. Когда мы сошли на берег, я был совсем плох. Я не мог ходить, мне было очень больно, ноги начали гнить. Один из моих товарищей, Бартлет, ножом удалил все пораженные места и отрезал мне половину большого пальца, но кость осталась торчать. Теперь мне трудно ходить; наверное, я еще не скоро поправлюсь. Я стараюсь держаться достойно. Во мне еще осталась воля к жизни. Матушка моя, ты и представить не можешь, через что нам пришлось пройти. Когда я оглядываюсь назад, все это кажется странным сном, а не реальностью.
Полагаю, я достаточно написал о своих невзгодах. Довольно! Я очень хочу увидеть всех домашних. Передай всем в городе и за городом, что я их люблю, но львиную долю моей любви оставь себе и не сомневайся в моих словах.
Твой любящий сын
Герберт
Когда американцы провели в Зимовьеляхе почти две недели, им выпал шанс встретиться с интересным гостем. Это был крупный, бородатый русский с солдатской выправкой. Он постоянно передвигался по дельте, торгуя с местными и обмениваясь товарами. Это был Кузьма. До его дома в крошечной деревушке Тамуз было полдня езды на собачьей упряжке. Была в Кузьме какая-то загадка – он казался тем еще пронырой, – но в целом он был человеком сведущим и заинтересовался рассказом Мелвилла. «Он был смышленым, умным человеком, – писал Мелвилл, – и я сразу связал с ним больше надежд, чем со всеми остальными, кто встречался нам на пути».
К этому времени Мелвилл уже мог объясняться на ломаном русском, и Кузьма вскоре понял основные пункты его рассказа: что моряки потерпели кораблекрушение, приплыв из Америки на судне «Жаннетта», что они добрались до Зимовьеляха на маленькой лодке и что теперь они ждут, пока встанет лед. Кузьма вручил американцам немного табака, пять фунтов соли, несколько мешков ржаной муки, сахар, чай и тушу оленя.
Мелвилл заключил с Кузьмой договор: если русский отправится в Булун и привезет оттуда еду, одежду и оленьи упряжки, Мелвилл отдаст ему вельбот и заплатит 500 рублей. Куда бы он ни поехал, Кузьма должен был везде рассказывать, что американцы предлагают 1000 рублей в награду любому, кто сможет сообщить Мелвиллу сведения о местонахождении двух других экипажей, даже если это сведения об останках, выброшенных на берег. Кузьма согласился на сделку, но сказал, что отправиться сможет лишь через неделю, потому что река еще недостаточно замерзла.
Мелвилл не знал, доверять ли Кузьме – он казался каким-то ненадежным. «Как я понял, – вспоминал Мелвилл, – в этой части Сибири ложь не считается грехом; напротив, искусная ложь даже считается достижением». Но выбора у Мелвилла не было, поэтому они с Кузьмой ударили по рукам.
Кузьма не врал, но не говорил и всей правды. Мелвилл не мог знать, что Кузьма был ссыльным преступником, который под страхом смертной казни не мог отправиться в Булун один. Ему нужно было подождать, пока его сможет сопровождать староста его деревни Николай Чагра. Из-за этого возникли новые задержки, но 16 октября Кузьма наконец-то выехал в Булун. Он полагал, что при благоприятной погоде сумеет добраться туда примерно за пять дней.
Еще почти две недели моряки ждали его возвращения в Зимовьеляхе. «Мы тревожно всматривались в горизонт, – писал Мелвилл, – но тщетно. Кузьма не появлялся». В конце концов 29 октября он все же вернулся – «ни одного любимого не встречали дома с такой радостью».
Однако сразу стало очевидно, что Кузьма не выполнил своей части сделки. Он не привез ни еды, ни одежды и не пригнал оленей. Как он вскоре признался, он вообще не доехал до Булуна. И все же в ходе его путешествия произошло кое-что интересное. В крошечном местечке Кумах-Сурт Кузьма узнал кое-что и почувствовал, что обязан без промедления вернуться к Мелвиллу. Вместо объяснения Кузьма вытащил из кармана мятый клочок бумаги, написанное на котором поразило судового механика. В частности, там были такие слова:
Арктический пароход «Жаннетта» погиб… высадились в Сибири примерно 25 сентября; нужна помощь, чтобы спасти капитана, доктора и 9 других моряков.
Уильям Ф. К. Найндеман,
Луи П. Норос,
матросы ВМФ США
P. S. Ответьте скорее: нужна еда и одежда.
Кузьма объяснил, что встретил двух полумертвых американцев, которые написали эту записку и собирались отправиться в Булун. Он не понял лишь того, что одиннадцать товарищей, о которых в Кумах-Сурте говорили Найндеман и Норос, были не из отряда Мелвилла. Кузьма не догадался, что в дельте погибает еще один отряд из одиннадцати американцев. Кузьма решил, что «капитан», о котором упоминали Найндеман и Норос, это и есть Мелвилл.
Мелвилл не стал терять ни минуты. Он решил оставить свою команду в Зимовьеляхе и как можно скорее в одиночку отправиться в Булун, чтобы при содействии Найндемана и Нороса организовать поиски Делонга. Теперь, зная это, он корил себя за то, что не выехал в Булун раньше. Кузьма помог ему раздобыть собачью упряжку в деревне Тамуз, нашел двух погонщиков-эвенков и велел смастерить новые нарты.
Утром 31 октября, когда температура упала до тридцати градусов ниже нуля, Мелвилл с погонщиками выехали в заснеженную тундру. В их упряжке было «одиннадцать дворняг всех мастей и размеров… та еще разношерстная братия. Они повизгивали, огрызались, кусались и пытались ухватить друг друга за бок». Река к этому моменту совсем замерзла, и на дорогу ушло не так уж много времени. Периодически ударяя собак окованными железом дубинками, погонщики прорвались сквозь буран и достигли Булуна за три утомительных дня.
Когда Мелвилл поднялся с нарт и вошел в деревню, уже почти стемнело. Любопытные якуты окружили его и подвели к маленькой хижине, где жили два американца. Мелвилл отодвинул запор, дверь со скрипом отворилась, и механик увидел знакомые лица любимых товарищей, с которыми расстался пятьдесят один день назад.
Найндеман и Норос обрадовались узнать, что спастись удалось не только Мелвиллу, но и всей команде вельбота. Они поведали механику свою печальную историю и рассказали, как Эрихсену пришлось ампутировать пальцы и как его хоронили во льду. Мелвилл решил не терять времени и при первой же возможности отправиться в дельту Лены. Он был поражен услышать, что Делонг и его люди могут быть еще живы. Он готов был на все, чтобы собрать собачьи упряжки, смастерить нарты и раздобыть продовольствие для длительных поисков. Нужно было спешить, пока окончательно не установилась арктическая зима.
