– Давай скорей! – сказал он, махнув рукой. – Чтоб соседи не увидели!
Он буквально втащил Гретхен в квартиру, что несколько удивило ее. Она ж не ведьма какая, чтобы прятать ее от соседей. Им-то наверняка до лампочки, сам делает Флориан домашние задания или списывает! Но еще больше Гретхен удивила прихожая в квартире Кальбов.
Мама назвала бы подобный интерьер «мечтой тетушки Эммы». Так мама называла все, что ей казалось пошлым, некрасивым и никчемным, потому что это напоминало ей папину сестру, тетю Эмму, вся квартира которой была забита кучей несуразных предметов. Прихожая у Кальбов сверкала розовыми обоями с золотым узором, которые по-своему сочетались с телефоном в красном бархатном чехле на столике с изогнутыми ножками. Рядом красовалась подставка для зонтиков в виде слоновьей ноги. Рога, служившие крючками для верхней одежды, торчали из стены, обитой мягкой стеганой панелью с «Подсолнухами» Ван Гога. Все это освещалось множеством бра, развешанных по стенам тут и там. Не менее впечатляюще выглядела и домашняя обувь Флориана: на ногах у него были какие-то фетровые ботики в желто-коричневую клетку с металлическими пряжками. Даже цветльская бабушка сочла бы такие боты старомодными.
– Вот тебе математика, – сказала Гретхен, протягивая Флориану тетрадь.
– Да ты проходи, – предложил Флориан и повел Гретхен к себе в комнату по устланному навощенным линолеумом коридору.
Комната Флориана напоминала казарму. Во всяком случае, Гретхен именно так представляла себе солдатское жилье: кровать, шкафчик, стол, стул. Что еще нужно молодому человеку?
Гретхен присела на краешек железной кровати.
– Тебе подиктовать? – спросила она.
Флориан кивнул. Он сел за стол и открыл свою тетрадь по математике. Гретхен надиктовала ему целых три страницы разных уравнений со всякими a, b, c и x, y, z, а потом попыталась объяснить построение углов и треугольников со всеми средними линиями, медианами и биссектрисами. Но Флориан никогда особо не блистал в математике, так что Гретхен пришлось подойти к столу и показать наглядно.
– Смотри: ставишь циркуль сюда, делаешь засечку! – объясняла она. – Потом второй раз. Через эту точку и вершину проводишь линию – получается биссектриса…
Увлеченная объяснениями, Гретхен даже не почувствовала, что слишком близко наклонилась над Флорианом и теперь ее грудь касается его плеча. Это вышло не специально, она совершенно не собиралась прижиматься к нему. Гретхен вообще старалась держаться от Флориана подальше, чтобы ненароком не обнаружились ее «колбасные прелести», и потому изо всех сил втягивала живот. Но если втягивать живот, то грудь автоматически выставляется вперед – это знает всякий ребенок, даже не занимающийся гимнастикой.
Зато Флориан прикосновение сразу почувствовал. Он покраснел до ушей и с трудом понимал, что говорит Гретхен. В голове у него шумело, и все ее команды вроде «циркуль сюда» и «откладываем здесь» тонули в этом гуле. Флориан стал потихоньку отодвигаться и скоро наполовину съехал со стула.
– Садись! Чего стоять! – сказал он сдавленным голосом, показывая на освободившееся место.
Гретхен села, и стул накренился. У него подломились ножки, причем именно с той стороны, где попыталась угнездиться Гретхен. Медленно, но верно они начали заваливаться. Этому дряхлому стулу давно уже пора было на свалку! Гретхен невольно уцепилась за Флориана, который честно попытался спасти ее от падения, но все кончилось тем, что оба они очутились на полу – в обнимку, придавленные сверху колченогим стулом.
– Ты не ушиблась? – испуганно спросил Флориан.
– Да нет, – ответила Гретхен, хотя рухнула она прямо на отвалившиеся ножки, которые теперь больно врезались ей в бок.
– От тебя вкусно пахнет, – сказал Флориан.
Вкусно пахла мамина блузка. Мама душилась «Miss Dior».
– Так пахнет в августе на виноградниках, – добавил Флориан и уткнулся носом в шею Гретхен.
Гретхен засмеялась: шея у нее была самым «щекотливым» местом.
– Ты когда-нибудь целовалась? – спросил Флориан.
Гретхен на это ничего не ответила. До сих пор она целовалась только с родственниками, но это ведь не настоящие поцелуи. В ее любимых романах отсутствие опыта в «поцелуйном деле» считалось скорее добродетелью, зато в школе, судя по разговорам с Сабиной, – наоборот, признаком непроходимой отсталости. Если тебя еще никто не целовал или ты сам никого не целовал, то, с точки зрения большинства, такая «второсортная личность» не заслуживает внимания и место ей – в детском саду. Гретхен решила, что самое время высвободиться из объятий Флориана. К тому же ей надоели противные ножки от стула – лежать на них все-таки было не слишком удобно. Гретхен попыталась откатиться в сторону, но Флориан и не подумал отцепляться.
– Пусти! – пропыхтела Гретхен.
Флориан еще крепче стиснул ее и поцеловал. Гретхен часто представляла себе первый поцелуй. Но обдумать, насколько поцелуй Флориана соответствует ее представлениям, она не успела, потому что в этот самый момент раздался крайне неприятный звук, изрядно ее напугавший. В ту секунду, когда губы Флориана коснулись губ Гретхен и та от неожиданности отпрянула, мамина блузка, зацепившаяся за ножку стула, сделала «хрясь» и разъехалась на спине. Натуральный шелк, похоже, плохо сочетается с натуральным деревом!
Теперь у Гретхен на спине зияла прореха, сверху донизу. Мамина блузка была безнадежно испорчена. Гретхен расстроилась. А Флориан, не подозревавший о ее терзаниях – ведь он не знал, что блузка мамина и к тому же дорогая, – решил закрепить успех и поцеловал Гретхен еще раз. При этом его руки настырно пытались нащупать ее грудь. Это Гретхен совершенно не понравилось. Она вяло дала себя поцеловать второй раз, никак особо не участвуя в этой процедуре, и, как только Флориан оторвался от нее, поспешила напомнить:
– У нас еще целых два треугольника не сделаны!
– Плевать на треугольники! – пробормотал Флориан и нацелился на третий поцелуй.
Гретхен удивилась тому, что и после этой третьей атаки в ее душе ничто не шевельнулось – никакого глубокого чувства, которое должно было бы захватить ее целиком и полностью, не обнаруживалось. Флориан же, судя по всему, был страшно доволен. Широкая улыбка от уха до уха расплылась по его раскрасневшейся физиономии. Он потянулся к Гретхен, явно намереваясь расстегнуть пуговицы на маминой блузке. Гретхен решительно воспротивилась.
– Ты же теперь моя подруга, а раз так, я имею право видеть тебя голой!
Гретхен обеими руками закрыла доступ к пуговицам. Никто не имеет права видеть ее жир, нависший над поясом джинсов!
– Прекрати, иначе я закричу! – пригрозила она.
Угроза подействовала. Флориан оставил мамину блузку в покое. Он принес из кухни два стула и приготовился дальше чертить треугольники под руководством Гретхен.
– Но только давай в школе никому о наших отношениях рассказывать не будем, – сказал он, проводя биссектрису.
