– Ну и что она сказала? – спросила Гретхен.
– Да отговорилась какой-то ерундой, – ответила мама. – Не хочет просто.
Мюллер какое-то время назад, совсем недолго, работала и у Мари-Луизы. Но потом отказалась от места, потому что все было не по ней: Пепи – слишком наглый, кошачий лоток – слишком вонючий, и вся квартира – слишком запущенная. Она, дескать, привыкла убирать у приличных людей! Так заявила она потом маме, не скрывая своего возмущения.
– Так что, мне посидеть? – спросила Гретхен.
– Тебе? – Мама замялась. – С какой стати? Нет, это уже будет слишком, Гретхен!
– Но ведь Мари-Луиза мне тоже часто помогала! – ответила Гретхен.
– А как же школа? – спросила мама.
Гретхен задумалась. Послезавтра у них была контрольная по математике. Последняя в этом учебном году. Все предыдущие Гретхен написала хорошо: у нее уже имелось в запасе пять пятерок и две четверки. Математика ей давалась легко. Так что ничем плохим ей пропуск не грозил. Ну разве что вызовет учитель к доске и устроит устную проверку. А то просто выведет ей в табеле общую четверку. Тоже не беда.
– Со школой все в порядке, ничего страшного, если пропущу! – ответила Гретхен.
– Мари-Луиза будет поминать тебя в своей вечерней молитве! – воскликнула мама.
– Неужели уже и до этого дошло?! – ужаснулась Гретхен.
Мама рассмеялась.
– Да нет, Гретхен! Я пошутила. Эзотерики не молятся!
Гретхен засопела.
– Слушай, а ты не можешь ее как-нибудь отвадить от всей этой эзотерической чепухи? – спросила она.
Мама покачала головой и снова попыталась привлечь внимание Марио. На сей раз успешно. Он забрал пустые тарелки и принял заказ на два эспрессо.
– Я просто не понимаю, как такой умный человек, как Мари-Луиза, может верить во всякое там перерождение-воскрешение! Да еще и в астрологию! С чего ее потянуло вдруг на всю эту дребедень?
Мама пожала плечами.
– Сейчас многих тянет в эту сторону, – сказала она. – Думаю, что это от ощущения какой-то внутренней безвыходности. – Мама начала чертить пальцем невидимые узоры на скатерти. – Знаешь, я стараюсь не касаться данной темы. Зачем? Ей хорошо известно, что я ни во что не ставлю всю эту сомнительную материю. А мне не хочется ее обижать. В конце концов, это совершенно не мое дело. У меня нет такого права – предписывать другому человеку, во что ему верить, а во что нет. – Мама перечеркнула крестом незримые загогулины. – Ей хорошо, и ладно!
Гретхен покачала головой. У нее на этот счет было совсем другое мнение.
– У нас в школе есть один такой типаж, – начала рассказывать Гретхен, – так вот он мне однажды заявил, что если человек в этой жизни грешит, то в следующей жизни его за это постигнет кара! – Гретхен пришлось прерваться, потому что официант как раз принес два кофе. Когда он удалился, она продолжила: – То есть получается, что все, у кого жизнь не сложилась, сами в этом и виноваты! А если верить в такое, то, выходит, можно преспокойно смотреть, как другие у тебя на глазах подыхают, так, что ли?
Мама кивнула.
– Нет, таких завиральных идей у Мари-Луизы в голове точно нет! – сказала мама. – Иначе ей пришлось бы отказаться от профессии. Какая социальная работа при таком подходе?
– Будем надеяться! – сказала Гретхен, решив в самое ближайшее время как следует допросить Мари-Луизу, что она думает по поводу перерождений.
Мама выпила эспрессо, посмотрела на часы и позвала официанта, чтобы расплатиться. Тут Гретхен сообразила, что хотела обсудить с мамой «суперсверхфиговую» проблему Икси. Дело не требовало отлагательств! Роберт так и не побудил «рыжую дурынду» Андреа сходить провериться, а Икси всю неделю торчала за стойкой в «Ваксельбергере» в полной депрессии. Но сейчас уже было поздно рассказывать маме всю эту историю. Подошел Марио, мама расплатилась, Марио выдал сдачу, мама оставила монетки на столе, купюры сунула в кошелек, чмокнула Гретхен в щеку и со словами «труба зовет» побежала на работу.
Гретхен посмотрела на оставленные монетки. Пять десяток показались ей слишком жирными чаевыми. Она взяла одну серебряную монетку и сунула в карман джинсов. Потом она допила эспрессо и забрала еще одну монетку. Десять процентов, всегда говорил папа, а он разбирался в таких вопросах. Кто дает меньше, тот жалкий скопидом, кто дает больше – тот жалкий пижон! Гретхен собралась уже было оттяпать еще одну монетку, но тут к столу подскочил Марио и сгреб все деньги. Смотрел он на Гретхен при этом крайне неодобрительно. По-видимому, от него не ускользнули ее махинации с законными чаевыми.
Гретхен было крайне неприятно, что официант чуть не сверлил ее сердитым взглядом. Поэтому она подхватила рюкзак и поспешила к выходу, попрощавшись на ходу с официантом, но тот не отреагировал на ее слова.
Перед рестораном, у газетного киоска, топтался Флориан Кальб. Гретхен с ним не договаривалась о встрече, но Флориан прекрасно знал распорядок жизни Гретхен, и ему было известно, где ее можно найти в среду около трех часов дня.
Завидев Гретхен, Флориан бросился к ней, взял у нее из рук рюкзак, приобнял, чмокнул в щеку и спросил:
– Ну что, пупсик мой, как насчет мороженого?
Гретхен отерла щеку – вечно Флориан умудряется все обслюнить.
– Не, в меня уже ничего больше не влезет! – сказала она. – Закуски, лазанья, клубника со взбитыми сливками – натолкалась под завязку!
– Может, в кино завалимся? – предложил Флориан.
Гретхен скорчила гримасу. В кино среди бела дня, да еще когда светит солнце, – такое мероприятие ее абсолютно не привлекало. Тем более что Флориан любой поход в кино использовал только для того, чтобы пообниматься. А Гретхен сейчас было совершенно не до того!
– Тогда что, в парк? На солнышке погреемся! – сделал еще одно предложение Флориан.
Гретхен кивнула. Солнце – это хорошо. Солнце она любила.
Они пошагали в сторону городского парка, останавливаясь по дороге у витрин поглазеть на что-нибудь интересное или забавное. В промежутках они обсуждали всякую школьную ерунду. У Флориана дела в школе были не ахти. По латыни и математике ему ничего хорошего не светило – либо тройка, либо двойка. По математике даже почти наверняка выходила двойка. Но Флориан по этому поводу особо не страдал! У него уже накопился богатый опыт по части выруливания из катастрофической неуспеваемости. В конце каждого учебного года повторялось одно и то же. И до сих пор ему как-то всегда удавалось не остаться на второй год. К тому же, как он утверждал, его такая перспектива не особенно-то и пугала.
– Я все равно не знаю, куда податься после окончания школы! – говорил он. – А так будет лишний год подумать.
Гретхен сомневалась, что Флориан искренне так считает, но всякий раз только кивала, когда он принимался рассуждать на эту тему. Потому что она нередко испытывала легкое чувство вины по отношению к тем, кто оказывался среди отстающих, ведь ей отличные оценки отнюдь не всегда доставались заслуженно – в каких-то случаях срабатывала просто инерция.
