– У тебя там, наверное, вообще трындец? – виновато подняла глаза соседка.
Я пожала плечами: мол, да, что-то в этом роде…
– Зашибись, расслабилась! Потанцевала под *** Деспозито! – продолжила блондинка, а я заметила на краях широкой угловой ванны ароматические свечи, розовые лепестки и пену на кафеле. Блондинка принялась выжимать тряпку в ведро и выдохнула: – Да ты не бойся, я всё возмещу! В зарплату!
Мне стало неловко причинять человеку неудобства и вообще высказывать какие-либо претензии. Но вдруг в голове звякнул колокольчик, как на наших уроках китайского, и голосом учителя прозвучало: «Всё, что случается, случается вовремя
[4]». И я решилась на то, на что никогда бы не решилась, если бы не обстоятельства.
– Не надо возмещать, – произнесла я. – Лучше одолжи мне на один вечер эти туфли.
Блондинка аж выжимать перестала.
– Туфли?! – глаза у неё чуть не выпали.
Я засмущалась и забормотала как можно неразборчивей, отступая назад:
– Ой, нет… Извини-те… Вырвалось, просто очень нужно… но это глупо… простите… Это неуместно… Я прошу прощения…
– Стой! – оборвала мою речь забитого мотылька соседка. – Если так нужно, дам, конечно. Только не поцарапай. Свидание намечается?
Я покраснела, потому что никакое у меня было не свидание. Но сам факт, что царевич купил мне для презентации платье, сбивал с толку. Как-то это было странно, по меньшей мере.
Не вдаваясь в объяснения, я просто кивнула.
– Прикид зачётный, – сказала блондинка и поправила грудь, почти выпавшую из декольте в результате вытирания полов и ползания по кафелю.
Я робко улыбнулась.
– Благодарю! А все мои туфли не походят…
Господи, как же неловко! С этим царевичем и ипотекой я уже совсем покатилась по наклонной – у чужих людей туфли выпрашиваю… Надо бежать!
– Примерь, – сказала блондинка. – Я, кстати, Жаклин, – произнесла она на американский манер с апломбом, но тут же перешла на нормальный тон. – Родители нарекли Евгенией, но мне так не нравится, все вечно Женька да Женька. Жаклин лучше, правда?
– Оба варианта красивы, – ответила я. – А я просто Катя. Катерина Кутейкина.
Та хмыкнула.
– Фамилия смешная. Сто пудов в школе Кутей называли? Ой, прости…
– Да что там, – вздохнула я, – называли.
– Ну и пофиг, ты ж хорошенькая. Котенкина, Кутейкина, не Жабьяморда же. Примеряй! – Блондинка залихватски мотнула тряпкой в сторону пурпурного пуфика в коридоре.
Я послушалась. Тем более, что от волнения и неловкости у меня уже пальцы подрагивали. Туфли мягко обхватили мои ступни, как родные. Я встала, и у меня тут же вырвалось:
– Ой, удобные какие! Несмотря на каблук…
Блондинка удовлетворенно улыбнулась:
– Бланик
[5] веников не вяжет, Бланик делает шузы. Но с возвратом! Они только что купленные, один раз выходила. Или мне легче тебе ремонт переделать.
– Конечно-конечно, верну в сохранности, – заулыбалась я, надеясь, что соседка не пойдёт проверять мою кухню, в которой ремонт ещё и не намечался.
– В воскресенье, оки? – Она посмотрела на меня с прищуром и добавила: – Сюда бы теперь ещё какое-нибудь золотое украшение клёвое, будешь вообще, как египетская принцесса.
– Есть золотое! – воскликнула я, вспомнив про бабушкины старинные серьги. – Спасибо большое! В воскресенье верну! Обязательно верну!
– Ну и супер! Ты не в обиде теперь, что я тебе крышу подмочила? – спросила блондинка. – Мы вроде соседи, ругаться не хочется.
– И мне не хочется. Всё хорошо! – ответила я и побыстрее ретировалась, прижав к груди чудесные туфельки и чувствуя себя отъявленной пройдохой. Стыдно! Но в то же время в этом было что-то приятное. Нравится мне, когда адреналин пузырьками вспенивается и разносит по крови непослушное веселье! Возможно, во мне зарыты гены Остапа Бендера? Ведь так и не известно, кем был мой папа. Бабушка всегда уходила от ответа и говорила, что я мамина ошибка молодости.
Увы, моя мама, которую я почти не помню, ошибок совершала много. Замужем она не была, но, по рассказам бабушки, слишком увлекалась мужчинами. И по тону бабушки я понимала: мужчины – это плохо. А ещё, плохо тратить все деньги на наряды, плохо отправляться в путешествия неизвестно с кем, плохо веселиться и плохо искать приключения. Судя по всему, моя мама привлекала к себе только негодяев, и однажды просто не вернулась из поездки заграницу с одним из них – разбился самолёт, когда мне было четыре года.
Всё моё детство с фотографии в бабушкином шкафу смотрела на меня неизвестная красавица с чувственными губами. Мама Лиля. Рядом в рамочке стояла её сестра, тоже привлекательная, но совсем другая – попроще, без роковой тени в глазах. Это тётя Эля, которая вышла замуж за француза.
Она приезжала в Россию лишь однажды, когда мне было шестнадцать. И казалось, что я не похожа ни на кого из них. Видимо, пошла в отца. Недаром, когда я пыталась бунтовать против бабушкиных правил в подростковом возрасте, она приговаривала постоянно:
– Ох, уж мне эта южная кровь! – И гулять не пускала.
От воспоминаний мне снова стало грустно. Но предаваться меланхолии было некогда – стоило подготовиться к боевым действиям. Я порылась в шкатулке, где среди немногочисленных украшений таились мои сокровища – бабушкины старинные серьги, похожие на плетёное из золота кружево. С вензелями наверху и тремя крошечными александритами.
– Восемнадцатый век, – говаривала бабушка с любовью. – Береги их.
И я берегла, даже Мишке, который так и порывался их на интернет-аукцион выставить, сделать это не позволила. Спрятала их, а сама сказала, что Агнессе отдала. Михаил и так бабушкин старинный сервиз продал в антикварный магазин. А из изящных фарфоровых чашечек так приятно было пить вкусный чай и знать, что эти почти прозрачные изделия пережили три войны и революцию! Бабушка права: красивые мужчины – зло!
Я достала из шкатулки серьги, надела их аккуратно. Золото тут было другое – не такое жёлтое, как сейчас, темнее, массивнее. Мне при виде них всегда истории представлялись про балы, ночные поездки в карете и что-то типа «Здравствуй, Маша, я Дубровский».
Я вздохнула. Так хотелось благородного героя! Пусть бы и некрасивого, но настоящего, доброго, чтобы полюбил сильно и навсегда. И чтобы не говорил злобным голосом: «Это платье – ваша униформа. Явитесь в семь-тридцать, если вы не дальтоник!»
В мыслях остроумно парировав в очередной раз царевичу, я принялась репетировать макияж, вдруг позволив себе настоящий, вечерний, с тенями «smoky eyes» и всем-всем, что положено! Даже Ютуб открыла, чтоб наверняка по всем правилам накраситься. У меня нет другого оружия, кроме этого обычного женского, так надо использовать, пока я зла! В первый раз, а может, и в последний. Какое счастье, что в нашем мире существуют Интернет и лайфхаки! За это можно простить даже классовую несправедливость и минимальную потребительскую корзину!
