Мы раскланялись, и я увидел краем глаза другой, весьма опасный своей глупостью «сюрприз». Лана шла в нашу сторону. Эффектная и хищная, с многообещающей улыбкой, и я напрягся, уже наученный горьким опытом, ведь «всё острое со временем теряет остроту, и только тупость становится ещё тупее…
[7]»
– Ну, здравствуй, Андрюша, – томно проговорила Лана.
Благо не стала лезть целоваться, знает, что я могу быть не очень-то вежливым.
– Привет-привет, – сдержанно ответил я.
– Здравствуйте, – сказала Катя.
Лана смерила её уничижительным взглядом и снова посмотрела на меня со слащавой усмешкой:
– А ты не один сегодня? Решил поразвлечься? Сколько бы ни было у тебя пассий, ты же знаешь, что я…
Не успел я разинуть рта, как Катерина выпалила, заливаясь краской:
– Я не пассия. Я на работе!
Лана засияла зверской радостью, как кошка, которой зазевавшаяся мышка, пробегая по дому, случайно наступила на лапу:
– Потрясающая честность, и как правильно – всё называть своими словами. И почём нынче эскорт?
Катюша растерянно взглянула на неё, на меня, не готовая к хэйтерским атакам. И вдруг я понял, какой я болван: пригласил бы по-нормальному, можно было бы Лане рот заткнуть, сказав, что она – моя девушка. И Лана покатилась бы колбаской, получив своё. А так… представляю, как всё это будет выглядеть в глазах моей ромашки, если я скажу, что насчёт работы пошутил. Я сузил глаза от злости, готовый Лану придушить:
– За языком следи! Не все прожигают жизнь ради развлечений! Я здесь тоже по работе. Бауфф – наш поставщик. И это моя переводчица! – Стоило сказать что-то покрепче, но вдруг не захотелось при Катерине засорять грязью слова. Я подхватил под локоть свою прекрасную ромашку и развернул в другую сторону: – Пойдёмте, Катерина.
Лана не успокоилась, ехидно заявила нам в спину:
– Ну, конечно, русский же тебе не родной.
Мы отошли на несколько шагов вглубь зала, перед глазами пиджачной стеной встал гамадрил.
– Здравствуйте, Катя! Рад вас видеть здесь!
– Здравствуйте, – она отчего-то перестала ему улыбаться. – Знакомьтесь, это мой руководитель. Зам. директора компании «Жираф», Андрей Викторович Гринальди.
– Денис Павлович Давыдов, «Сибирская нефть и газ».
Пришлось пожать ему руку. И улыбнуться так, чтобы понял: вали отсюда, к нефти, газу и подальше и не смотри так на мою Катерину.
– Приятно, очень, – неискренне сказал я и продолжил псевдоверсию: – Извините, мы должны идти. Дела…
– Конечно, – ответил тот и воссиял на робких взмах Катерининых ресниц. – Не пропустите завтра китайский.
– Обязательно, – ответила она, и я развернул её подальше от этих «мин».
Чёрт, нигде расслабиться не дадут! Катерина что-то вообще напряглась и на тучку стала похожа. Её не портило, но очень хотелось исправить положение. Я быстро разыскал глазами круглый столик на двоих с табличкой «Жираф», отодвинул перед Катериной стул и сказал:
– Прошу. Извините за инцидент. Моя бывшая жена никогда не отличалась умом и сообразительностью. Яд не сцеживает, хотя ей это прописано.
Катя вскинула на меня свои потрясающие глаза и кивнула, сразу простив:
– Да ничего. С бывшими всякое бывает…
Я сел напротив. Какая же она была красивая! И обезоруживающе нежная! Эти локоны, плавно спускающиеся на бело-розовое ухо, шея, плавная линия подбородка, пальцы, легшие на стол, словно на клавиши фортепиано.
– А у вас тоже есть бывшие? – удивился я.
Катя чуть пожала плечом и без обиняков ответила:
– Да. Я в разводе.
И покраснела, словно ляпнула что-то пошлое. А я готов был расцеловать её за это умение краснеть, непривычное для столь красивой девушки. Она даже в своих жутких лапсердаках на работе красивая, хоть и притворяется серенькой. Зачем? Не понятно. Мне всегда казалось, что таких на самом деле не бывает. Их только в кино показывают в качестве гротеска или контраста для бойких главных героинь. А тут вдруг нате, случайность вроде, может, и не заметил бы, а теперь глаз не оторвать. И потрогать хочется. Нет, ей не шла эта красная вызывающая помада! Точнее, шла, но без неё было лучше. Такие чувственные губы покрывать краской – преступление, это для Лан и прочих Чебурашек.
– Если не секрет, вы давно развелись? – спросил я.
Губы поговорили, так и дразня желанием попробовать их на вкус.
– Больше двух лет.
– Он – идиот, – вырвалось у меня.
Изумлённый взгляд глубоких глаз. И вдруг благодарная улыбка.
– Спасибо… – Но Катерина мгновенно вспомнила об официозе и спросила: – Что же мы будем делать, если ваш партнёр так и не придёт? Получается, мы пришли сюда зря?
– Мы в любом случае уже тут не зря. Бауфф нас видел, прочие тоже. В светской хронике засветимся, мы одни из их основных поставщиков в регионе. Тут главное – имидж! Вы же знаете, что ручки Бауффа считаются самыми элитными и цену держат в основном на апломбе. Для того, чтобы поддерживать ВИП-марку и не терять уровень, они и придумывают подобные мероприятия в больших городах с развитым бизнесом. Иначе кто бы тратился на обычную ручку с каплей золота?
– Позвольте не согласиться, – сказала Катя, оттаивая всё больше. – Я пробовала писать их ручкой. Очень удобная, пальцы не устают. И, говорят, чернила не кончаются больше года.
– И всё-таки это просто ручка, – улыбнулся я. – Тот же Паркер, Уотерман или Пьер Кардэн не хуже.
– Возможно. Не буду с вами спорить, – Катя обвела вокруг себя взглядом, в нём появилась мечтательность: – Тут красиво.
Официант поставил на скатерть трёхэтажную вазу с крошечными канапе, корзиночки с икрой, крабами и прочим баловством. Разлил нам шампанское в бокалы на высоких ножках. Пузырьки заиграли в светло-жёлтой жидкости, устремились вверх – пополнить ряды ничего не значащей, но такой важной из себя пены.
– Я рад, что вам нравится, – ответил я. – А что вам нравится ещё?
Катя удивлённо глянула на меня, словно мне не положено было задавать подобные вопросы по каким-то ей придуманным правилам игры. Но тут были мои правила. Я вообще считаю, что всё в жизни игра. Потому предпочитаю делать ставки первым и вести лидирующую партию, чтобы побеждать. И я сказал с улыбкой:
– Не сидеть же нам молча. Тем более, что я очень хочу узнать о моей сотруднице больше. Так что вам нравится, Катерина?
Она взяла тонкими пальцами бокал, чуть склонила голову. А я поймал себя на том, что мне нравится за нею наблюдать, ловить изящные движения, следить за тенями её мыслей, пролетающими в глазах, губах и на скулах. Если бы меня попросили назвать её одним словом, я бы сказал: прозрачная. Нет, не такая, что всё видно, как на ладони; а будто тонкая вуаль, которая колышется на ветру, щекочет нос и скрывает за собой то, чего никак не рассмотришь, но очень хочется разглядеть. Во что бы то ни стало!
