Я растерялась.
– А я не знаю, как…
– Ты слишком хорошо воспитанная. А воспитание – это комплекс неврозов, который необходим, конечно, чтобы социализироваться в обществе, но в целом, делает тебя просто удобной для других людей. Не собой.
Я поражённо молчала. Диана не торопила меня. Наконец, я вздохнула:
– Да, для большинства я удобна. Не мешаюсь…
– А для себя? Извини, что спрошу: ты счастлива? Можешь не отвечать, просто подумай над этим.
А что тут думать? Я посмотрела на крюк на потолке и ответила:
– Нет. Не счастлива. Но хочу. Я хочу быть счастливой. И что-то делать для этого, раз надо.
– Это здорово! – снова, судя по изменению голоса, улыбнулась Диана. – Хотеть. И уметь признаться в этом.
– Но ведь лучше мне от этого не станет.
– Сразу – нет, хотя не врать себе – это первый шаг. Всё начнёт меняться, если захочешь работать и дерзнёшь что-то поменять в своей жизни. Только под лежачий камень вода не течёт. Как говорят мудрецы, в бездействии нет радости. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я была так глубоко… мне есть с чем сравнить. Даже с самого дна можно подняться.
Я подумала о пилоне, представилась Диана, эта яркая азиатская красавица с явным осознанием себя и багажом за плечами, шест, стриптиз-клуб, купюры в трусах, наркотики, выпивка… Может, только игра воображения, но я не стала спрашивать. Это не интеллигентно.
– Я хочу работать, – произнесла я. – Только не знаю, с чего начать. Денег у меня нет из-за кредита, времени – из-за работы.
– Но, видишь, какая ты умница – на поулдэнс взяла и записалась.
– И на курсы китайского языка шеф пойти заставил. Собственно, и про шест… он говорил… В шутку, но…
– Ух ты! Крутой шеф! Очевидно, это твой гуру.
– Гуру? – удивилась я. – Да нет, он далёк от всякой эзотерики и религии, просто менеджер. Очень требовательный менеджер. Местами тиран.
– Ну, так это и есть гуру! – воскликнула Диана. – Каждый, кто толкает нас к развитию, под напряжением или наоборот, с любовью, является в жизни нашим гуру, учителем то бишь. А учителя стоит любить и уважать.
«Любить», – повторила я про себя и улыбнулась. Что-то внутри меня было очень не против его любить. Если, конечно, страх за угол задвинуть и тряпочкой накрыть.
– А вообще твоя скованность, – словно услышала мои мысли Диана, – говорит о страхе. Может, о страхе поступить неправильно. Может, о страхе унижения и нелюбви. Мы ведь когда пугаемся, тоже становимся ригидными, тело как бы холодеет, словно у животных, которые притворяются мёртвыми, чтобы их не съели.
– Какая интересная версия, – пробормотала я.
Я уж точно в большинстве критических случаев превращаюсь в замороженного суриката – бери, клади на плечо и неси куда хочешь: «я мёртв и не дышу; трупнинки не желаете?». Я сглотнула.
– И что с этим страхом делать, ты случайно не знаешь?
– Знаю. Куча разных техник существует. Но самая простая и дешевая – сесть и написать. Просто на листик, в тетрадку, куда угодно… Всё равно показывать никому не будешь.
– А что писать?
– Какую-нибудь травмирующую ситуацию, она чаще всего сама первой на ум придёт, – пояснила Диана. – В клубе поддержки тех, кто борется с зависимостями: алкогольными, наркотическими и всякими другими, это активно используется. И эффективно. Главное, писать всё, как идёт, любыми словами, хоть матом. Надо высказаться, излить. Только потом попытаться представить себя на месте тех, кто помимо тебя участвовал в травмирующей ситуации. И тоже написать. Очень помогает!
– Это же долго!
– Может быть, и долго. Но тут уже тебе выбирать: жить со страхами, блоками, травмами и ничего не делать или делать и постепенно жить лучше. Чтобы эти травмы и комплексы не портили тебе жизнь.
– Спасибо, – вздохнула я.
– Удачи тебе! Ты классная! И жутко милая! – вдруг сказала весело и, кажется, искренне Диана. – Как зачарованная, волшебная принцесса!
Я опешила и пролепетала:
– Спасибо… Ты тоже…
Хотя она была принцесса не зачарованная, а самая настоящая и живая. Но мне стало приятно. Так меня ещё никто не называл. Почти никто. Кроме Маши…
Я отложила телефон, увидела отражение своей кудрявой головы в зеркале. И снова подумала о дочке Андрея. Почему я не спросила о ней ничего сегодня? Ведь о ней я думаю почти так же часто, как о Жирафе. В принципе, она и есть «жирафёнок», маленький и трогательный.
На душе стало ещё теплее и задумчивее, и я написала Андрею сообщение:
«Передайте Машеньке большой привет. От кудрявой Кати»…
А потом взяла ноутбук – писать я давно разучилась ручкой, мне проще печатать, – и открыла пустой файл. Я проработаю. Я весь свой воз кошмариков проработаю! Выпишу, вылью, разберу по кусочкам. И лениться не стану!
Просто очень-очень хочется быть счастливой! А вдруг буду?!
Глава 23
Легла я глубоко за полночь. Зато напрорабатывалась, наплакалась, наматерилась, что, кстати, мне ни капли не свойственно. Но вдруг пробило, словно цунами плотину, когда я решила разобраться с комплексами, привитыми мне бывшим мужем Мишей. И я позволила себе разозлиться, испечатав десять страниц мелким шрифтом. И поругаться! Пусть вместо Миши передо мной была лишь тускло освещённая стена и экран компьютера. Но это было что-то новое – позволить себе разойтись на всю катушку, никто ведь не видит и не осудит! Я даже подушку швырнула в дальний угол, хотела потом тарелку вдребезги, но передумала – подметать потом, и посуду жалко – её ведь кто-то делал… Оказывается, в глубине меня кипит целый вулкан страстей, как на дне океана, а я и не подозревала.
Для Миши я всегда не дотягивала: «Чуть-чуть бы похудела, что тебе, сложно? Зачем ты съела конфету, поправишься! Я бы на твоём месте это не надел. Нет денег на новое платье? Ну, малыш, не придуривайся, другие же девчонки как-то выкручиваются. Нет, я денег не дам. С этой губной помадой ты выглядишь по-проститутски. Мне надо расслабиться, а ты вечно от меня чего-то хочешь. Сколько можно плакать? Чёрт, ты для меня слишком нежная! Чувствую себя дерьмом, а мне не нравится себя так чувствовать. Малыш, пойми, я хочу нормальную, полноценную семью. С ребёнком! Ты же не можешь мне этого дать, так что не обижайся, я ухожу…»
Конечно, за нецензурности потом мне было стыдно, но зато вдруг полегчало. Я даже хмыкнула про себя, хрюкнула в гундосый от только что выплаканных слёз нос, а затем громко рассмеялась, внезапно поняв, что именно советовала мне Агнесса. Для успокоения нецензурной совести я поприседала раз тридцать. Хотя надо было около двухсот, но это когда-нибудь потом – лучше всего в понедельник Нового года, когда все приличные люди начинают новую жизнь. Мне такая отсрочка вполне подходила, и я завалилась спать. Но не выспалась.
