Я понял, что сейчас будет полный аншлаг. Подхватил Маруську на руки, подкинул и понёс на выход.
– Я хочу к Кате! – запротестовала внезапно выздоровевшая «собачка» и попыталась вырваться.
– Катя утром к собачкам не привыкла. Не приставай.
За спиной послышалось что-то неразборчивое, Маруська потребовала свободу действий. Но я её подбросил снова, поймал и, как самолётик, унёс в ванную. А то наша Ромашка испугается утреннего терроризма и больше не придёт.
Признаков вчерашней болезни как не бывало. Видимо, у Маруськи случилось воспаление хитрости, которое лечится малиной, женской заботой и сказкой про человечков и говорящих зайцев. А если Маруське хорошо, то и мне хорошо. Да ещё и весело. Несмотря на часа четыре сна, как и прошлой ночью, я был удивительно бодр и свеж.
Мы с дочей вместе почистили зубы, кукле Юле тоже досталось зубной пасты на счастье. Маруська соскочила со своего цветного стульчика и побежала из ванной:
– Катя! Катя!
Как выяснилось, наша кудрявая Ромашка уже оделась и даже умылась. Красивая, свеженькая, с солнцем в глазах.
– Доброе утро, – робко улыбнулась она, выйдя из второй ванной. – Машенька, ты совсем поправилась? Как головка? Не болит?
Маруська прыгала вокруг неё, и было ясно, что ничего у неё не болит. Но откуда это знать Катерине, у неё ведь нет опыта.
– Доброе, – ответил я с улыбкой, убирая со своего лба волосы. – Маруська в порядке, слава Богу! Сегодня ещё пусть дома пересидит, а завтра в садик, как солдат в ружьё.
– Я не солдат, я плинцесса, – возмутилась Маруська, пробуя на ощупь Катино платье. – Не хочу в садик!
– Конечно, принцесса, – наклонилась к ней Катя. Одна кудрявая макушка к другой.
– Между прочим, в Англии все принцессы состоят в английских королевских войсках, – заявил я, в очередной раз изумляясь похожести двух моих девчонок. Надо сфотать их. Вспомнилось, как в Оксфорде на психологии мистер Уиллоу нам рассказывал про схожесть ДНК, которое, как выяснилось, становится причиной дружбы. Я эссе потом писал об этом на основе статьи из «Proceedings of the National Academy of Sciences»
[10] Мистер Уиллоу также упомянул, что мы зачастую не имеем понятия, кто является нашим пятиюродным братом или сестрой.
Ну нет, какая Катя мне сестра?! Бред, конечно. Меня аж передёрнуло от этой мысли. Наверняка у нас тут дело в шутках генотипа. Природа любит прикалываться, и не такое встречается. Двойники, к примеру. У меня в классе учился натуральный Хит Леджер, разве что Пашкой звали. Он даже на вечеринку однажды под Новый год Джокером вырядился. Девчонки визжали от счастья. Так что я решил не думать больше об этом и спросил:
– Завтракать будем?
– С удовольствием, – ответила Катя, поправляя волосики Маруське. – Давай я тебе причёску сделаю красивую, Машенька?
– Пличёску! Пличёску! – захлопала в ладоши Маруська.
И тут меня подмыло пошутить, изобразив начальственный тон:
– А наш штатный переводчик теперь тоже принцесса? На работу, воспользовавшись особым положением, ходить не будет?
Катя замерла и зыркнула на меня странно. Неужели обиделась? Чтобы смягчить, я подмигнул с улыбкой:
– Да я только «за», придумаем что-нибудь для отдела кадров. Им же не предъявишь овертайм в ночные часы…
Катя вспыхнула:
– Овертайм?! Вы это так называете?!
Чего это она? Я же пошутил. У Кати задрожала нижняя губа, и вся она вмиг закрылась, перестала лучиться. Наклонилась к Маруське, поцеловала:
– Больше не болей, Солнышко. Прости, но причёска сейчас не получится. Мне на работу надо.
– Кать… – промямлил я. Растерялся, если честно.
Потом она выпрямилась, сверкнула взглядом, будто лазером – как я на две половинки не развалился?
– До свидания, Андрей Викторович! – и рванула к прихожей.
Я опешил – Андрей Викторович? На «вы»? Совсем, что ли?! Нельзя же всё настолько принимать всерьёз?!
– Катя, да в чём дело?! – возмутился я.
Послышался звук распахивающейся двери. Я бросился к выходу из квартиры. Ни её, ни сумки, ни плаща. Я на площадку. Двери лифта закрылись со звоном. Я хлопнул по ним в раздражении ладонью. Крикнул в щель:
– Катя, да я же пошутил! Что за приходы?!
Из-за вычурного дверного полотна на меня выглянула взлохмаченная соседка:
– Чего вы кричите? У меня дети спят. Фамилия Гринальди – ещё не повод вести себя, как в Сицилии.
– Прекрасный повод, – огрызнулся я.
Тут даже Номашки с южноитальянским характером, даром, что Ростов.
За спиной шорхнуло. Я обернулся. С нашего порога Маруська непонимающе смотрела на меня, переступая с ноги на ногу. Хлопнула ресничками и спросила потерянно:
– А Катя где?
Вот и что ей сказать? Я улыбнулся через силу:
– На работу пошла. У неё там задание срочное. Она вспомнила и убежала.
Маруська надулась и поджала губки. Я подошёл к ней, чтобы взять на руки, а дочка вдруг оттолкнула меня и, выпалив:
– Ты плохой! – убежала к себе.
Здрасьте, приехали. Они и обижаться на меня хором будут? Восстание кудряшек?
Я потоптался немного в прихожей, потом пошёл за дочкой. Она сидела в игрушках и делала вид, что меня нет. Пупсом увлеклась.
– Эй! – тихонько сказал я и сел рядом на пол. – Ты чего? На тебя бурчалка напала?
Маруська переключилась на коника, раскрыла книжку с умным видом, словно читает, закрыла, снова взяла коника. Ноль внимания. Вот характер!
– Э-эй, – пощекотал я её по спинке, – это же я, твой мапа. Я тебя люблю.
Молчит. Отодвинулась. Да что такое?!
Выдохнул громко. И тут Маруська повернулась ко мне и совершенно с Катиным выражением лица строго заявила:
– Я тебя лублю. Но сейчас ты мине совсем не нлавишься! – и занялась куклой.
Вот так. Получи фашист гранату. А что ждать в переходный возраст? Петиции и ноты протеста?
* * *
«Овертайм в ночные часы»?! То есть он считал, что я «на работе»?! Когда целовал меня? Когда касался меня там… когда прижимал к себе и называл Ромашкой? Когда его ладони наполнялись моей грудью?! Выходит, да…
Сначала я безропотно остаюсь на ночь, чтобы сидеть с его ребёнком, потом иду на презентацию, потом являюсь к нему… Вот он и решил… Но он сравнил меня с проституткой! Он…
Я бежала по улице, и слёзы лились из меня сами. Ранние прохожие оборачивались. Мне было всё равно. Платье путалось в ногах. Сердце разрывалось. Я так этого боялась! Я слишком многое позволила ночью себе! Слишком многое позволила ему! Дыхание перехватило.
