Я промчалась на красный свет через пустой ещё проспект, но чёрная иномарка завизжала тормозами. Жаль что не сбила. Я ведь знала, знала, что так будет!
Мне в спину засигналили. Я не обратила внимания. Я бежала-бежала-бежала… Пока не уткнулась в парковую ограду. Позади снова засигналили.
Ну что им от меня надо? Не раздавили, так не трогайте уже! Или давите, я готова!
Я толкнула калитку в парк Революции и пошла по дорожке. Но меня догнали тяжёлым шагом и тронули за плечо. Раздался мягкий бас:
– Катюша, кто вас обидел?
Я обернулась. Это был Добрыня с курсов китайского. Хоть убей, не помню, как его зовут. Я порывисто вытерла глаза и щеки тыльной стороной ладоней. И зря, они вновь стали мокрыми.
– Никто… Простите, я должна побыть одна…
Но он пошёл рядом со мной.
– Девушку в таком состоянии я не оставлю.
И только сейчас я заметила, что меня всю трясёт. Я подняла на него глаза, полные слёз:
– Ну зачем я вам?! Зачем?! Бездетная, бестолковая, да ещё и говорят, распутная?! Зачем?! – мой вскрик разнёсся по всему парку. Что-то треснуло о ствол сосны – наверное, белочка орех выронила. Да, я ещё и истеричка! Полный набор достоинств заказывали?
Некрасивое, но доброе лицо богатыря исказилось неприятным изумлением.
– Распутная?! Вы?..
У меня зуб на зуб не попадал, и я произнесла, как вышло:
– П-прост-титутка… Д-да… – Из моих глаз вновь прыснули слёзы.
– Да у кого язык повернулся?! – глухо пробурчал богатырь, как гром на горизонте. Он хотел взять меня на руку, но не стал, просто заглянул в глаза: – Да я чище лица не видел ни у кого!
– Не нужно меня успокаивать! – всхлипнула я и пошла дальше в парк.
– А я и не успокаиваю, – отозвался Добрыня и поплёлся за мной. – Вы дрожите, прохладно же. Может, вам плащ надеть?
Я поняла, что плащ и сумку до сих пор держу в руках. А вокруг, и правда, было зябко. Пахло утром, росой и свежей травой.
Зазвенел телефон. Я достала его и при виде надписи «Царевич» расплакалась по-новому.
– А давайте я ему морду набью? – предложил богатырь. – Ведь это точно какой-то урод сказал. И он вам звонит.
Я увидела пудовые кулаки мужчины и испугалась так, что аж плакать перестала:
– Н-не надо!
Богатырь протянул мне платок.
– Спасибо, – пробормотала я. В моём зарёванном виде был лишь один плюс – я не успела накраситься. Выдохнула и высморкалась. Хотя это, наверное, было лишним. – Ой, простите…
Добрыня улыбнулся.
– Я вам хоть тонну платков пришлю, лишь бы вы не плакали.
– С-спасибо…
– А вас на китайском вчера очень не хватало, – продолжил богатырь. – Тема была интересная. И полезная очень для бизнеса. Но я не буду спрашивать, почему. Это личное, да?
Я горестно закивала.
– Я на планшет записывал занятие. Хотите вам скину?
– Да-а, хочу-у-у, – с выдохом получилось у меня на гундосый распев. – Спасибо…
– Я рад вам помочь, – просиял Добрыня. – Был бы рад ещё больше, если бы вы сказали, кому мозги вправить. Хотя постойте-ка! Я знаю! Это ведь тот молодой хлыщ, с которым вы на презентации были? В Конгресс-холле?
Я вскинула на него глаза:
– Не надо, прошу вас! Я сама виновата…
Да, сама! Я не должна была. Хотела вчера урвать кусочек неположенного счастья! Решила, что имею право. А ведь нет. И меня, как щенка, ткнули носом в лужицу: не лезь, Кутейкина, не твоё, не трогай!
А где искать счастья? Неужели мне совсем не положено? Как теперь видеть Андрея на работе? Как испытывать вечное унижение? Как?! Он ясно выразился, предельно ясно! Он считает так же, как и его отец. Всё это для него не больше, чем бордель. С ребёнком понянчилась? Ну, спасибо. И всё на этом. Я показалась себе использованной и ничтожной. Наверное, даже хуже, чем тогда – когда мне изменил Миша. Я высморкалась в платок. И вдруг спросила:
– А у вас фирма своя?
– Не совсем, я директор представительства. Сейчас, минутку. – Он вручил мне визитку.
Я прочитала буквы золотым тиснением на мраморно-зелёном: «Денис Павлович Давыдов, «Сибирская нефть и газ» и вздохнула:
– Нефть… Жаль, вам переводчики не нужны.
– Отчего же не нужны?! – загорелись глаза у Добрыни-Дениса. – Очень нужны! Но какой у вас язык помимо китайского?
– Английский, французский, немецкий, – нетвёрдо вымолвила я.
– Ого, Катюша, да вы полиглот! – округлились глаза у Добрыни. – Когда вы успели?! Вы ведь так молоды. Сколько вам – двадцать два, двадцать три?
– Двадцать семь. Просто я из переводческой династии. У меня не было шансов не говорить на этих языках, – грустно констатировала я. – Бабушка в понедельник говорила со мной на одном языке, во вторник – на другом, в среду – на третьем.
– Прямо как у Ленина, – покачал крупной головой Добрыня.
– Бабушка тоже так говорила. Когда я хотела только на русском, она на меня игнорировала.
– Потрясающая бабушка!
– Была…
– А ваши родители?
– Мама погибла, я её не помню. Отца тоже.
– Значит, вы совсем одна? Сирота? – с сочувствием спросил Добрыня.
– Ну, не совсем. Точнее, совсем, – призналась я. – Какая, впрочем, разница? Я взрослый человек.
– Но такой уязвимый.
– Нет, – я мотнула головой, – это просто… просто иногда бывает больно. Простите… Так что вы сказали насчёт работы?
– В ближайшее время открывается новая вакансия, жду утверждения от центрального офиса. Но возможен переезд. Точнее, не возможен, а точно будет. Нас переводят в Москву.
Моё сердце дрогнуло, а разум сказал: так даже лучше. В этом городе было столько боли! И будет! Я буду надеяться постоянно увидеть Машу, но мамой мне ей не стать. Это чужой ребёнок! Я буду думать о царевиче и страдать, умирать снова и снова… Как же права была бабушка: красивые мужчины – зло, а я «вся в маму, меня тянет к тем, кто плохо относится, кто не ценит и никогда не оценит»: к Артуру Безножкину в школе, к Никите, сыну капитана, на море; к Мише; теперь к Андрею… Бабушка хотела, чтобы я была интеллигентной, а я оказалась столь же лёгкого поведения, как и моя мама. Бабушка даже умерла от сердечного приступа, наверняка догадавшись, что Миша мне изменил, а я ему отомстила… Глупо и бессмысленно.
Хотя в чём винить царевича? Я сама пришла вчера к Андрею! Сама влюбилась! Сама его поцеловала вечером! Так чего же мне ждать от него? Предложение роли няни и ночной бабочки. Это большее, на что я могу рассчитывать. Ведь он ни разу не сказал ничего о своих чувствах. Потому что их у него нет. За ночь было столько возможностей! А я просто сдалась на волю победителя. Но долго так не протяну… Я даже не знаю, как сегодня на работу прийти!
