Настроение было не просто хорошим, а праздничным. Я остановился у стеклянной стены перед лестницей вниз и посмотрел на опенспейс. Точнее в дальний угол, где склонилась над рабочим столом кудрявая головка. В сердце расширилось что-то и наполнилось теплом. Катя, Катюша…
* * *
Добравшись до кабинета, я вызвал к себе Ларису Павловну из отдела кадров, вручил ей приказ. Следовало ожидать расширенные глаза при виде цифры и вопрос:
– А Виктор Геннадьевич одобрил?
В ответ я рыкнул раскатисто:
– Осмелитесь оспаривать мои решения?! Нет?! И правильно. Надеюсь, повторять про конфиденциальность данных по зарплате и ответственность за её нарушение не надо?!
Кадровичка нервно мотнула головой, поджала хвост и сбежала, а я рассмеялся. В один из дней отец всё-таки переберётся во Францию, обеспечив поставку ливерных пирожков самолётом, и к тому дню мой авторитет в «Жирафе» должен быть непоколебим. Иначе какой из меня руководитель?
Сейчас правда, был никакой. Мне было не до работы. Не до планирования переговоров и проверки отчётов. Хотелось украсть Катю снова и не пускать её на эти вечерние курсы. Здравый смысл готов был скончаться в алчном желании её тепла.
О, я её к нам приглашу! Маруся рада будет. И вообще какой смысл спать одному на такой большой кровати? Пожалуй, я встречу её после китайского. Она говорила, что ей ещё куда-то надо, но разве это «куда-то» не подождёт? Или я её подожду, а потом всё равно ко мне.
Я собрал документы, необходимые для командировки. Нет, я точно её заберу, потом целые три дня не видеть! А видеть её было так хорошо!
Из состояния обожания всего мира меня вырвал тревожный звонок Алины Яковлевны.
– Андрей Викторович, я не могу вам не сказать…
– Марусе плохо?!
– Нет. Но дело в том, что приходила Светлана Анатольевна, вы же не запрещали… Она меня услала на кухню, чаю приготовить, а потом я пришла, а она Машу почему-то переодела в грязную пижамку и сфотографировала. И шоколаду ей дала, хотя вы не разрешаете…
– Вот стервь! – вскипел я. – Где она?!
– Уже ушла.
– Я с неё голову снесу!
– Это будет лучше, Андрей Викторович, а то меня она не послушала, наоборот, наговорила всякого…
– Да, она может, – сухо кивнул я. – Приношу вам свои извинения за поведение экс-супруги.
– Ну что вы, Андрей Викторович! Вы ведь ни при чём, – пробормотала няня.
А я, кипя от негодования, набрал стервь. Она сбросила. Но через минуту перезвонила с видео в Вотс Апе.
– Лана, мне няня звонила! Что это ещё за выбреки?! – рявкнул я.
– Я хотела видеть твоё лицо, Гринальди, – приторно проворковала она.
– Смотри! Лучше издалека, потому что при встрече я не знаю, что с тобой сделаю! Зачем ты Марусе шоколаду дала?! Ты потом её дерматит лечить будешь?!
– У меня дочка попросила, я и дала. Только это ещё не всё, Гринальди! – улыбка на её лице стала не просто ехидной, а ядовитой. – О, как я хотела видеть твоё лицо…
– Видишь! Надеюсь, не нравится, – отрезал я.
– Нет. Но сейчас понравится больше, Гринальди, – хмыкнула она. – Спешу тебе сообщить, что я передумала по поводу опеки над Машей.
– Что ты мелешь?! – опешил я.
– Я не мелю, я забираю у тебя Машу, дорогой. Наше соглашение больше не действительно. Я подала в суд города Москвы, где мы зарегистрированы и где, как ты знаешь, работают папины хорошие друзья. А я с папой помирилась…
– Ты не сделаешь этого! – заорал я, не сдерживаясь. – Как ты вообще смеешь говорить про Машу, когда тебе наплевать на дочь?! Ты к ней ночью вставала, когда она болела?! Ты погуляла с ней хоть раз, чтобы не разместить фото в инстаграмме?! Ты вообще…
– О, как классно! – проговорила издевательски эта злобная Чебурашка. – Давай, давай, ори, Гринальди! Меня прямо возбуждает!
– Я понял. Ты накурилась, Лана, – выдохнул я. – Ты бы в трезвом уме не стала бы отказываться от бабок, которые я тебе перечисляю каждый месяц.
– Да пошёл ты со своими бабками, Гринальди! Я же сказала, что я с папой помирилась! И я обещала отомстить тебе, помнишь? Так вот настал мой черёд. Самое больное у тебя место – Маша. Так что и я ударю по больному, на остальных ведь тебе наплевать! Я любила тебя до последнего, Гринальди, а тебе пофиг! Тебе какая-то дура безвкусная дороже! Потому что ты сволочь!
– Ты в своём уме, Лана?! – вскричал я. – Это ребёнок! Живой ребёнок! Это не игрушка, по которой можно бить и использовать!
– Я так ненавижу тебя, Гринальди, что мне уже всё равно! Главное, чтобы ты, сволочь, захлебнулся! Я тут собрала на тебя портфолио, как ты со шлюхами по улицам целуешься, при ребёнке тоже и ещё кое-что, как мне хороший адвокат посоветовал… И да, беги-беги генетический анализ делать! Отцовство ты всё равно не докажешь!
У меня пропал дар речи. Словно меня на самом деле ударили под дых. Лана расхохоталась. Вотс Ап отключился.
Я ткнул пальцем в чёртов контакт.
– Что ты имеешь в виду? – прохрипел я.
– Я знала, что ты перезвонишь. А то, что Маша – не твоя дочь! – злорадно сообщила в экран стервь. – Ты вообще на неё никаких прав не имеешь!
– Ты, ты… – я впервые в жизни не знал, что сказать. Мне дышать было нечем.
– Ещё заплачь, Гринальди! – расхохоталась Лана. – А то, может, на коленях у меня попросишь передумать? Или извинишься, а? Я б потом в ютуб выложила, поржать.
– Ну ты и сука, – выдавил я. У меня задрожали пальцы, потому что я понял: она не лжёт. О, сколько бы я отдал за то, чтобы это было неправдой! Мой взгляд скользнул на фото Маруськи в рамке у монитора. Смеётся, с двумя хвостиками, на розовом самокате. Я взглянул на торжествующую Лану: – Но она ведь тебе не нужна…
– Нужна, – словно о новой версии айфона, сказала стервь. – И папа со мной согласился. По его мнению, девочка должна жить с матерью. А не с няней и мерзавцем-отцом!
– Нет, Лана! – крикнул я, теряя контроль.
– Да, Гринальди, – расплылась в мерзкой улыбке она, – иди, попрощайся! Суд совсем скоро, по месту прописки. Ну, ты знаешь, мы там разводились. И не вздумай сбежать! Это будет считаться похищением, и с папиными связями мы тебя найдём быстро. Хотя… беги, Гринальди, беги! За решёткой ты будешь смотреться особенно романтично! Там как раз любят таких, из Оксфорда!
– Ты не получишь её, и не надейся! – прорычал я.
– О, ты ошибаешься! – расхохоталась она. – На этот раз последнее слово будет за мной, Гринальди!
И она отключилась. А я уставился невидящими глазами в чёрный экран телефона.
Маша мне не дочь?! Этого не может быть!!! Это, это… невозможно… Совершенно невозможно! Сердце сдавило тисками.
