– Дитям мороженое, дамам цветы, – сказал он и вручил нам обеим по рожку и букетику.
Мы сели на свежевыкрашенную зелёную лавочку. Одуряюще пахла сирень, над головой пронеслись ласточки. Значит, скоро лето! Воробышки купались в песке у детской площадки. Машенька болтала ножками в розовых колготках и увлечённо облизывала клубничный конус.
– Маруся, не торопись! – сказал Андрей. – А то мороженое обидится.
Машенька кивнула и стала облизывать клубнику с бóльшим уважением. Я улыбалась. Мне было хорошо. И вдруг Андрей достал из кармана синюю бархатную коробочку, поколебался, а потом встал на колено. Я чуть мороженое не выронила.
Он раскрыл коробочку и с волнением сказал:
– Катя, вот. Ты будешь нашей?
Машенька широко раскрыла глазки и рот. Ахнула. Клубника плюхнулась в песок. Я растерянно взглянула на неё, на Андрея, потом снова на неё. И Машенька закивала:
– Соглашайся! Мы тебя не обидим!
И я сказала тихо:
– Буду, – и взяла кольцо.
Андрей бросился меня целовать, Маша – подбирать мороженое с земли.
– Маруська, брось! – воскликнул Андрей. – Оставь котам.
Я протянула ей своё. У нас с Андреем затрезвонили телефоны. Наверное, с работы. Не глядя, я взяла трубку, он тоже.
– Алло, малышка? – услышала я голос своего бывшего. – Наконец-то я тебя нашёл! Дозвонился! Малышка, тут такие дела… Я думал-думал и всё понял, нам не надо было расставаться! Я знаю, что нам нужно для счастья…
И я улыбнулась в трубку:
– Спасибо, Миша, но счастье у меня уже есть. И тебе его желаю! Прощай, – и отбила звонок, расставшись навсегда с прошлым.
По всей видимости, моя экс-подруга Алёна выставила его за дверь. Почему? Мне было даже не любопытно.
А из Андрюшиного смартфона и без громкой связи грохотал старший жираф:
– Ты куда пропал, Андрей?! Тебя весь город ищет, с ног сбились! Даже Катерина твоя!
– Она рядом, – улыбнулся царевич и взял меня за руку.
– Тогда вы нужны мне в офисе. Срочно! Оба!
Андрей положил трубку и весело сказал:
– Кажется, нас будут бить.
– Вдвоём не страшно, – засияла я.
– А я? – спросила Машенька.
– А ты нас будешь защищать, – подмигнул ей Андрей.
Утро пахло счастьем, сиренью и свежескошенной травой, и звало гулять, но мы же ответственные, мы поехали в офис…
* * *
– Ребёнка зачем притащили? – прорычал Виктор Геннадьевич, сидя на своём кожаном троне, но тут же заулыбался, потому что Маша влезла к нему на колени и попробовала нос на мягкость. – Маняша, погоди.
– Не могу годить, я соскучилась!
– Пап, если ты опять насчёт сомнительных связей, – весело сказал Андрей, обнимая меня за талию, – то ты опоздал. Мы женимся!
– Вот как!
Машенька на его коленях развернулась к столу и, взяв золотую ручку, собралась что-то изобразить на кипе документов на директорском столе. ВГ мягко отобрал у неё письменную принадлежность. Поставил на пол. Встал сам.
– Ну что ж, поздравляю. А с Ланой что? С судом, с опекой?
– Всё отменилось. Суда не будет, – сообщил Андрей и с любовью посмотрел на меня: – Благодаря Кате.
ВГ потёр свой внушительный подбородок и осмотрел нас с ног до головы:
– А ты хорошо устроился, Андрей, она тебя защищает и проблемы решает, и даже на меня готова за тебя напасть. На директора орёт. Молодец!
– Катя?! – удивился мой царевич.
– Вы меня увольняете? – спросила я, отчего-то совершенно этого не боясь. Такая свобода парила в душе.
– Нет, Катерина, я твоей бабушке обещал тебя не увольнять. А она была самым лучшим из преподавателей в университете. Если бы не Нина Петровна, я б английский никогда не освоил. Очень талантливый она была педагог!
– Ты учился у Катиной бабушки?! Надо же! – воскликнул Андрей.
– Да, мир тесен, – кивнул по-львиному крупной головой старший Жираф. – И не только я. Что-то мне позволяет сказать, что и твой отец, Катя, тоже.
– Мой… отец? – опешила я. – Вы его знаете?!
– Садитесь, – сказал ВГ, – это долгая история.
Мы сели, Маша снова забралась дедушке на руки, и он начал:
– Мой друг Гоша, Георгий Кавсадзе, был самым лучшим из группы. Правда его отчислили за хулиганство на последнем курсе. Он был отчаянной головой и большим шутником. Установил в деканате скрытую камеру и наладил однажды прямой эфир в общую аудиторию, показав, чем преподаватели занимаются, – ВГ кашлянул в кулак. – В общем, об этом не будем, но Гошу отчислили. Он встречался с твоей мамой, с Лилей. Она училась на другом факультете. Они любили друг друга. Страсти кипели настоящие, шекспировские: они то ссорились, то мирились, всегда шумно и с размахом. Лиля даже говорила, что настоящий сицилиец из нашей компании не я, а Гоша. Лиля, как и ты, Катерина, была полиглотом. Что при твоей бабушке неудивительно, даже я язык выучил… Но речь не о том. В общем, когда Гошу отчислили, они серьёзно поссорились с Лилей и в очередной раз расстались. Он уехал домой в Грузию. А когда вернулся, Лиля была беременна и встречалась с Валеркой Шуровым. Тогда он был просто валютчиком, сегодня у него уже банк, солидный человек. Но Гоша от ревности чуть с ума не сошёл. Лиля говорила, что ребёнок его и с Валерием у неё было несерьёзно, но он не поверил. И мы все не поверили. Вся наша компания от неё отвернулась. Да Лиля и гордая была слишком, чтобы что-то доказывать. Ушла и дверью хлопнула. Я, честно, до последнего считал, Катерина, что ты – не дочь моего друга, что ты от Валерия, и на Лилию был зол… А когда недавно выяснились некоторые подробности, я навёл справки, позвонил кое-кому и узнал, что Гоша и Лиля, оказывается, решили снова попробовать быть вместе. В Дубай полетели, типа как в медовый месяц, и даже собирались пожениться. Вот только не вернулись…
– Всё бы решил тест ДНК, – проговорил Андрей.
– Да, но в девяностых был ли он? – вздохнул Виктор Геннадьевич.
Я сидела, как мешком по голове ударенная. В голове стало пусто и тихо звенело. Я не знала, что сказать. Да и стоило ли? Всё равно моих родителей нет в живых…
– Дело в том, Катерина, – продолжил ВГ, – что у тебя есть семья. Я с ними связался, я ведь поддерживал отношения с Гошиной мамой. Так вот они очень обрадовались, узнав про тебя, даже не хотят ничего проверять и жаждут видеть.
– Семья?.. – опешила я.
– Да, и очень большая. Шумная, грузинская. Мне жаль, что я не знал этого раньше. Вчера, когда ты накричала на меня, я точно увидел в тебе Гошу, моего друга. У него также сверкали глаза, когда он ругался. Ты знаешь, Катерина, мне правда жаль. Но я даже рад, что ты его дочь…
