– Жена я его, – прошептала Елизавета, приближаясь к Каляеву.
Иван Платонович не встал перед ней, и она беспомощно опустилась на соседний стул и продолжала плакать.
– Княгиня, – после долгого молчания произнес Каляев, – не плачьте, это должно было случиться.
Снова наступило молчание.
– Но почему со мной говорят только после того, как я совершил убийство? – воскликнул Иван Платонович.
– Вы, должно быть, много страдали, что решились, – заговорила Елизавета Павловна.
Но тут же Каляев прервал ее и в большом возбуждении громко произнес:
– Что из того, страдал иль нет? Да, я страдал, но мои страдания я слил с миллионами людей. Слишком много вокруг нас льется крови, и у нас нет другого средства против этой ужасной войны! Ведь если бы я теперь пришел к великому князю и указал ему на все его действия, вредные народу, ведь меня посадили бы в сумасшедший дом или, что вернее, бросили бы в тюрьму, как бросают тысячи людей, страдающих за свои убеждения.
– Да, очень жалко, что вы к нам не пришли и что мы не знали вас раньше, – тихо проговорила Елизавета.
– Но ведь вы знаете, что сделали с рабочими 9 января, когда они пришли к царю! – воскликнул Иван Платонович. – Неужели вы думаете, что это может пройти безнаказанно? Вы объявили войну народу. Мы приняли вызов. Я отдал бы тысячи жизней, а не одну. Россия должна быть свободной! – с громким воодушевлением закончил Каляев» и т. д.
По поводу иконы, которую Елизавета Федоровна хотела передать Каляеву, автор пишет: «Он взял ее, как объяснил потом товарищам, потому, что в этой иконе видел знак той благодарности, которую Елизавета Федоровна испытывала к нему за сохранение ее жизни. Каляеву также казалось, что княгиня раскаивается за преступления ее мужа, а тем, что отдает икону революционеру, как бы успокаивает свою совесть. Разумеется, все это только казалось взволнованному необычным свиданием Каляеву. Совсем другие цели преследовала жена князя Сергея Александровича. Ей нужно было, чтобы Каляев принял ее иконку, – это дало возможность ей распространить клевету насчет Ивана Платоновича, который будто бы раскаялся в убийстве и так расчувствовался, что не только принял, но и поцеловал икону! Такая клевета с помощью услужливых газет была широко распространена по всей России, и Каляеву пришлось горько раскаяться в том, что он, поддавшись вполне естественной человеческой жалости, вступил в разговор с Елизаветой».
А вот как выглядел доклад об этой встрече, который получил император Николай II: «Ее Высочество изволила обратиться к нему с нижеследующими словами: „Удивляюсь вашему поступку. Он был доброго сердца человек, никому зла не сделал и исполнял свой долг“. На это злоумышленник, поднявшись со стула, ответил: „Про то знают те, которые поручили мне это сделать, я исполнил свое поручение, это результат существующего режима“. Тогда Ее Императорское Высочество изволила милостиво сказать: „Зная доброе сердце Покойного, Я прощаю вас“ и благословила убийцу, а засим попросила Градоначальника и окружающих удалиться и оставалась наедине преступником около 20 минут, причем слышался плач злоумышленника».
Интересно, что в черновом варианте доклада нет указаний не то, что Каляев плакал, зато есть его слова: «Великая Княгиня добрая, а вы все злые». Но позже, когда она отклонила его просьбы о повторной встрече, а газеты опубликовали отчеты о случившемся в арестантском доме, он написал ей возмущенное письмо, в котором обвинял великую княгиню в том, что она обманула его доверие и позволила газетам сеять «семена клеветы и тревоги за честь революционера» и подать их разговор как «торжество православия». Он утверждал: «Я не объявлял себя верующим и не выразил никакого раскаяния». Это письмо так и не передали великой княгине, но позже его опубликовали эсеры.
Великая княгиня Ксения Александровна записала в эти дни в дневнике: «Свой разговор с убийцей она скрывает. Элла только сказала, что, когда она к нему вошла, он спросил: „Кто вы?“ – „Я жена того, кого вы убили!“ Она ему простила и дала образок. Говорят, что он весь день лежит на койке, смотрит на образ и плачет!..»
А в изложении княгини Марии Барятинской эта история выглядит так: «Каляев (так звали убийцу) встретил ее очень грубо и агрессивно. Но великая княгиня своим благозвучным голосом и высокими религиозными принципами сумела втолковать ему, какое непоправимое зло он совершил. Он упал пред ней на колени, выпрашивая прощения за свое преступление, и великая княгиня пообещала ходатайствовать перед императором, чтобы заменить для него смертный приговор менее суровым. Однако его величество не мог изменить приговор, которого требовали законы государства, и Каляев был казнен. Великая княгиня Елизавета продолжала помогать семье этого человека после его смерти. Такой была ее возвышенная натура!».
Эти донесения, а также статьи о посещении Елизаветой Федоровной Каляева опубликовали во всех центральных газетах и перепечатали в провинциальной прессе. Репортеры сопровождали сообщение такими комментариями: «Ну да! Он тверд, безжалостен, он фанатик идеи и долга. Но эта женщина, явившаяся к нему из Царских чертогов, от неостывшего еще праха дорогого человека, столь дико изуродованного, к нему, не умывшему еще рук от крови жертвы, и принесшая вместо гнева – любовь – разве не тверже ее вера в ее идеал? С каким оружием, с какой адской бомбой ему выступить против ее любви и прощения? Он сдался. Он побежден. Как подкошенный упал он к ногам этой женщины – не великой княгини, а великой страдалицы».
Вероятно, мы так никогда и не узнаем, о чем говорили великая княгиня и Каляев. Существует легенда, что княгиня просила императора о помиловании убийцы своего мужа, но никаких документов, подтверждающих такую просьбу, не было обнаружено. Также нет документов, свидетельствующих о том, что Елизавета Федоровна помогала семье Каляева. «Версия Каляева» позже опубликована эсерами (именно на ее основе и написал свою брошюру Соболев). В ней, в частности, говорилось, что Каляев неоднократно просил о новой встрече с княгиней, но ему было отказано.
Тело Сергея Александровича в течение пяти дней находилось в Алексеевском храме Чудова монастыря, в Кремль через Спасские ворота допускались желающие проститься. Приходили многие, так что в очереди приходилось стоять по 5–6 часов. Служащие войсковых частей, ученики военно-учебных заведений, женских институтов и гимназий пропускались вне очереди в специально отведенные часы.
Сергея Александровича похоронили в храме-усыпальнице Чудова монастыря на территории Кремля. Из всех Романовых проститься с усопшим прибыл только близкий друг и двоюродный брат Сергея Александровича – великий князь Константин Константинович. В апреле 1905 г. в Москве, в Особом присутствии Правительствующего сената состоялся суд, на котором Каляева приговорили к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение 23 мая 1905 г. в Шлиссельбургской крепости.
Явные волнения в стране продолжались еще около двух лет, но тайное недовольство не затихало до самого 1917 г.
А для великой княгини начиналась теперь совсем иная жизнь. Раскаивалась ли она в своих прежних заносчивых словах? Ощущала вину? Или считала, что муж пострадал безвинно, а революционеров покарает Бог? Так ли нам важно это знать?
