По всей видимости, Ливия более терпимо, нежели ее предшественница, относилась к интрижкам мужа. Она не только позволяла ему иметь любовниц, но, как говорят, даже сама приводила их ему. О Ливии говорили и другое. В глазах язвительного историка Тацита она представала своенравной интриганкой, устранявшей всех конкурентов ради продвижения своего сына Тиберия по службе. Валерий Максим и Сенека были к ней более благосклонны. А по мнению большинства современных историков, в успехах Августа Ливия сыграла большую роль, а их преданность друг другу была достойной подражания. Первая императрица Рима, счастливая жена и благородная женщина, она стала примером для всех своих последовательниц
[42].
О браках римской аристократии можно узнать из писем, которые Плиний Младший направлял своей любимой третьей жене Кальпурнии:
Плиний Кальпурнии привет. Никогда я так не жаловался на свои занятия, которые не позволили мне ни сопровождать тебя в Кампанию, куда ты уехала поправить свое здоровье, ни сразу же за тобой последовать. А сейчас мне особенно хочется быть с тобой, воочию убедиться, прибыло ли у тебя сил, пополнела ли ты… (VI, 4)
Плиний Кальпурнии привет. Ты пишешь, что очень тоскуешь без меня и единственное для тебя утешение обнимать вместо меня мои книги ‹…› тем сильнее разгорается тоска по тебе: если так сладостны твои письма, то сколько же радости в твоей беседе! Посылай письма как можно чаще: я счастлив ими до боли. Будь здорова (VI, 7).
Письма Плиния, даже если они писались специально для печати, свидетельствуют о большой любви. Безусловно, лишь немногие жены могли похвастать тем, что муж настолько их обожает.
Но многие испытывали нежные чувства к своим супругам, если верить бесчисленным могильным камням, которые воздвигались в их честь скорбящими мужьями. Могильные надписи прославляли в женах любезность, прелесть, совершенство, преданность, послушность, скромность, верность, хозяйственность, очарование, благородство, красоту и любовь. Знаменитая мемориальная табличка I в. до н. э., которую муж посвятил своей жене Турии, представляет нам женщину по-настоящему любимую. Поминальная надпись начиналась так: «Браки столь долгие и не прерываемые разводом редки». Далее рассказывалась история о том, как жена приложила невероятные усилия к реабилитации своего мужа, после того как его политическая карьера рухнула. Ей удалось тайно возвратить его в Рим, а затем он прятался на тесном чердаке, пока она надоедала городским магистратам бесчисленными мольбами, рискуя своей собственной безопасностью, – и в конце концов была вознаграждена за это: супругам позволили снова жить вместе. Единственное, что омрачало их брак, – отсутствие детей. Когда Турия предложила мужу развестись, чтобы он мог жениться на другой, тот отказался. Заканчивается надпись описанием скорби мужа по несравненной жене: «верная и преданная жена, благородная и милостивая к другим, дружелюбная и милосердная»
[43].
Еще один пример – хранящийся в Лувре погребальный жертвенник, воздвигнутый около 180 года н. э. Юлием Секундом в память о его жене Корнелии Тихе и их дочери Юлии Секундине, погибших в кораблекрушении. Поминальная надпись гласит: «Душой и телом преданная своему мужу, беззаветно любившая своих детей, она прожила 38 лет, 4 месяца и 7 дней, из которых двенадцать провела со мной». Одиннадцатилетняя дочь изображалась «удивительной своим прилежанием, неиспорченной и образованной свыше того, что принято у особ ее пола».
Жены тоже возводили монументы погибшим мужьям и часто употребляли те же слова, что использовались для описания женщин. Вероятно, одни и те же слова имели немного различные значения в зависимости от того, к представителю какого пола они относились. «Послушная» для женщины означало, что она во всем подчиняется своему мужу, в то время как муж не мог подчиняться воле своей жены
[44]. «Скромность» для мужчины равнялась рассудительности, в то время как для женщины это одно из качеств в рамках кодекса пудицитии.
Преданность погибшему супругу считалась для вдовы проявлением благородства, несмотря на то что закон наказывал женщин младше пятидесяти, которые отказывались вступать в брак повторно. Для женщин, которые были замужем только однажды, существовал даже специальный термин univera, носивший положительные коннотации. Никто не ожидал подобного поведения от вдовца. Тот мог жениться сразу же после смерти жены, но вдове полагалось из уважения к покойному мужу выждать некоторое время – от десяти месяцев до двух лет.
Прежде чем завершить разговор о Древнем мире, я хотела бы вкратце коснуться проблемы отношения к гомосексуальности у римлян, которые, особенно в период поздней Империи, были столь же терпимы к ней, сколь и греки. Как пишет историк Джон Босуэлл, «в римском мире однополые браки были распространены, партнеры жили друг с другом постоянно, и такой союз ничем не отличался от гетеросексуального»
[45]. Нерон, экстравагантный римский император, правивший с 54 по 68 год н. э., дошел даже до того, что устроил одну за другой две брачные церемонии с двумя разными мужчинами. Светоний писал о первой гомосексуальной свадьбе Нерона: «Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой. ‹…› Этого Спора он одел, как императрицу, и в носилках возил его с собою и в Греции по собраниям и торжищам, и потом в Риме по Сигиллариям, то и дело его целуя»
[46]. Затем он заключил брак со своим вольноотпущенником Дорифором. Нерон заставил придворных оказывать своим супругам-мужчинам такие же почести, что и своим трем женам (первой была Октавия, с которой он развелся после выдуманного дела об измене и затем казнил; второй – Поппея, которая умерла спустя три года; последней – Статилия Мессалина).
Число гомосексуальных браков, по всей видимости, возросло в первые столетия нашей эры, но такие браки были объявлены вне закона в 342 году. Взгляды древних людей на свадьбы и сожительство между представителями одного пола, а также на перспективы легализации браков близки взглядам современных консерваторов. Например, Ювенал в своей язвительной «Второй сатире» пишет: «Вот за мужчину выходит богатый и знатный мужчина»
[47]. В том же язвительном тоне, который сделал его известным, он описывает необходимость появиться на свадьбе друга, и хотя по-прежнему не придает этому большого значения, все же опасается того, что такие свадьбы будут становиться все более популярными:
