Одним из ключевых составляющих искусства соблазнения считалась лесть: похвалы следовало расточать глазам, носу, губам, зубам, подбородку, шее, рукам и ножкам дамы. Покончив с лестью, мужчина должен был переходить к действию: «Сорвите с ее уст горячий поцелуй», а если она воспротивится, «обнимите и поцелуйте ее несмотря ни на что»
[77]. Общим местом для мужчин было: «Каждую женщину можно завоевать»
[78].
Другой автор оправдывает даже изнасилование. «Одной рукой уложите ее, другую положите на срам ‹…› Пусть кричит и вырывается ‹…› Прижмитесь к ней всем телом и утвердите над ней свою волю»
[79]. Принуждение силой не противоречило глубоким чувствам; действительно, дальше автор советует насильнику жениться на женщине, если она ему верна. По всей вероятности, для женщины, таким образом потерявшей девственность, наиболее приемлемо было выйти замуж за соблазнителя, особенно если она обнаруживала, что беременна.
А что насчет книг советов для девушек? Они тоже получили хождение в Средние века, хотя их было гораздо меньше, чем пособий для мужчин. Ришар де Фурниваль, врач французского королевского двора XIII века, написал «Любовные советы» в форме письма к сестре. Вслед за римскими поэтами он называет любовь «причудой разума, неугасаемым огнем, голодом без насыщения, сладкой болезнью, высшим наслаждением, радостным безумием». И все же здесь, согласно представлениям, унаследованным от Античности, мужчина был активен, а женщина пассивна, и ей не полагалось быть преследовательницей, а ему – преследуемым. Что же следовало делать женщине?
Ришар советовал сестре использовать «искусную манеру, чтобы сообщить о своем чувстве» объекту желания. Она могла говорить с ним о некоем беспокойстве, бросать на него долгие томные взгляды – «словом, все что угодно, кроме прямого и откровенного признания»
[80]. Итак, женщине предлагали изображать кокетку, пока она не подчинит себе мысли мужчины. Невозможно было представить, чтобы женщина первой открыла свои чувства и попыталась сорвать первый поцелуй.
Другой автор XIII века Робер де Блуа в «Хорошем тоне для дам» обращался к замужним женщинам. Помимо наказов блюсти брачные клятвы, он также предлагал советы по искусству кокетства, нужные, чтобы воспламенить, а не подавить желание. Женщине советовали избегать пьянства и обжорства, ароматизировать дыхание специями, избегать поцелуев, когда она распалена, поскольку «чем больше вы потеете, тем больше пахнете»
[81]. Автор порицал женщин, которые носят открытое декольте, как раз в это время вошедшее в моду. Он напрямую советовал не допускать блудливых рук к груди: «Не позволяйте, чтобы ваши груди трогали, ласкали и гладили руки тех, кому это не положено». Только муж мог касаться груди своей жены.
В конечном итоге трактаты о любви, вероятно, были распространены только в высшем кругу. Пускай это была малая часть населения, но зато она обладала большим влиянием, так что «Любовь» с прописной буквы «Л» укоренилась среди представлений образованных людей.
Среди неграмотных членов общества, составлявших его большую часть, речи и песни о любви тоже имели хождение. В низших слоях общества получил распространение песенный жанр – имитация плача «mal mariée» (несчастной жены). В таких песнях неизменно возникал мотив любовного треугольника между женой, мужем и любовником. Согласно Риа Лемэр, подробно изучившей эти песни, их исполняли, танцуя в кругу, состоящем из женщин или из мужчин и женщин
[82]. Жены в них жаловались на своих мужей и мечтали о более молодом и привлекательном любовнике. Муж всегда представал «скверным, жестоким, некрасивым, жадным, вонючим и старым» и зачастую бил свою жену. Любовник был «молодым, привлекательным, щедрым и обходительным», как, например, в этой песне:
Сдалась мне твоя любовь, муженек,
Когда теперь у меня есть милый друг!
Он пригож и благороден –
Сдалась мне твоя любовь, муженек,
Когда он угождает мне и днем, и ночью,
Вот почему так мил он мне
[83].
Героиня таких песен – молодая и активная женщина, себя она называет не «женой», а «amie» (подругой, сестрой), и своего возлюбленного – так же, «ami», указывая, что их связь основана на чувстве, а не на законе церковном или мирском. Именно так рассуждала и Элоиза, когда писала, что предпочитает быть «amica» Абеляра, хотя имела полное право называться его женой.
Несчастливые в браке, героини народных песен, кажется, не испытывали угрызений совести по поводу того, что изменяют своим мужьям. Они без стеснения рассказывали, что, коли муж не способен доставить им удовольствие, они найдут утешение у любовника
[84]. В одной из песен героиня жалуется, что муж побил ее за то, что она поцеловала своего «ami». План мести уже созрел: она пойдет к своему сердечному другу и наставит рога мужу
[85]. И все же ей не дает покоя вопрос, который рефреном повторяется в песне: «Почему мой муж бьет меня?» Трудно сказать с уверенностью, в какой мере баллады, рассказывающие об измене из мести, отражают действительное поведение жен и в какой являются просто рассказом об их мечтах и надеждах.
Фольклор наподобие приведенной песни свидетельствует о том, что замужние женщины из самых разных слоев общества переворачивают религиозное представление о супружеских ролях и находят удовольствие в том, чтобы «предаваться порокам», прелюбодействовать и действовать назло мужу. Примерно с середины XI века в высших слоях общества получила развитие еще одна форма подрыва религиозных устоев – игра в шахматы, которую европейцы ранее переняли от арабов. В европейской версии игры фигуру арабского Визиря (главного министра) заменили Королевой, и к концу Средних веков она стала одной из самых могущественных на доске. Шахматная королевская чета представляла собой прообраз идеального союза: хотя Король был самой главной фигурой на поле, Королева была более могущественной, чем тот, кому она служила. Шахматная иерархия – любопытная иллюстрация к тому, как развивалось представление о брачных отношениях в Европе позднего Средневековья.
