Сюжет «Ромео и Джульетты», хотя и вымышленный, проливает свет на брачные практики елизаветинской знати. Например, Джульетте нет и четырнадцати лет, когда Парис просит ее руки. Сперва ее отец отвечает: «Пускай умрут еще два пышных лета – тогда женою сможет стать Джульетта»
[142]. Таким образом, вначале он считает, что его дочь слишком юна, и предпочитает выдать ее замуж в 15 или 16 лет. Но при этом он полагает, что она уже готова к помолвке, и советует Парису завоевать ее сердце. Согласие отца зависит от воли дочери. Затем – по неизвестным нам причинам – он отказывается от этой позиции и утверждает, что только он решает, за кого выйдет дочь, независимо от ее желаний. Вместе с женой он приказывает Джульетте готовиться к неизбежному браку с Парисом. Отец приходит в ярость, когда Джульетта возражает: «Не выйду замуж…», «Я любви не знаю, / Я слишком молода…» В его понимании отец имеет право сказать дочери: «Отдам тебя ему».
Но, как известно публике, Джульетта ни при каких обстоятельствах не может выйти за Париса, ведь брат Лоренцо уже тайно обвенчал ее с Ромео. Зная это, монах предложил план, который в конечном счете погубил и Джульетту, и Ромео. Напрашивается вывод, что монах – ненадежный человек, любящий вмешиваться в чужие дела. Для начала ему не следовало тайно венчать влюбленных. И уж точно не стоило пытаться защитить их брак с помощью опрометчивого и опасного плана с мнимой смертью Джульетты. Но еще хуже – бескомпромиссная позиция, выбранная старшим Капулетти. Его непреклонность довела всех до беды. Мораль: нельзя заставлять девушку выходить за того, кто ей не по душе. И еще одна мораль: родительские запреты (а равно и религиозные, расовые или национальные) не должны препятствовать естественной взаимной склонности молодых влюбленных.
В комедии «Укрощение строптивой» мы видим еще один брак (Люченцио и Бьянки), заключенный без согласия отца жениха. Но суть пьесы – в истории Катарины и Петруччо, показывающей, как должны строиться отношения между мужем и женой. Пьеса предполагает, что муж должен добиваться от жены полной покорности, по крайней мере на людях.
В шекспировской Англии непокорная жена была одним из расхожих комедийных типажей. Популярная литература давала мужчинам советы, как усмирить строптивых жен, или наоборот – потешалась над мужьями, не умеющими утвердить свой авторитет. Властная жена и подкаблучник-муж были постоянными персонажами комических памфлетов, листков и гравюр в Англии и Северной Европе
[143]. Сварливые жены не только высмеивались в сатирических текстах и рисунках, но иногда и представали перед судом за сквернословие и нарушение общественного порядка. Зачастую на них жаловались соседи, которым они мешали своей бранью
[144].
Известно, что между рекомендуемыми и реальными действиями есть противоречия: люди далеко не всегда ведут себя как положено. «Укрощение строптивой» – хороший пример того, как женщина пытается перевернуть неписаные правила, а мужчина старается восстановить их. Петруччо считает, что хороший брак основывается на полном подчинении женщины супругу. И его задача – внушить эту точку зрения Катарине, закоренелой строптивице. Удастся ли ему это?
В завершающей сцене пьесы Катарина выглядит полностью усмиренной. Она помогает Петруччо выиграть пари, заключенное с двумя другими мужьями, показывая себя самой послушной женой. Примеряя на себя образ терпеливой Гризельды, она обращается к двум другим женщинам с таким монологом:
Муж – повелитель твой, защитник, жизнь,
Глава твоя… ‹…›
За вашу глупость женскую мне стыдно!
Вы там войну ведете, где должны,
Склонив колена, умолять о мире;
И властвовать хотите вы надменно
Там, где должны прислуживать смиренно
[145].
Затем она советует женам «склониться к ногам мужей», демонстрируя свою полную покорность Петруччо.
Вопрос, конечно, в том, действительно ли Катарина согласна с Петруччо насчет того, что подчиненное положение жены сулит «покой, любовь и радость». Или она просто умная женщина, которая на людях изображает смирение, а дома диктует мужу свою волю? Или, возможно, они с Петруччо оба разыгрывают свои роли, а потом посмеиваются над этим в постели?
Молодая женщина шекспировской эпохи, которая ходила на такие пьесы, слушала воскресные проповеди и весело болтала с подругами за кружкой эля в пивной, усваивала противоречивые взгляды на свои обязанности матери и жены. Священник велел ей быть покорной родителям и будущему мужу. Спектакли, которые она смотрела, песенки, которые распевала, и книги, которые читала (если умела), советовали слушать свое сердце. Вокруг себя она видела супружеские пары, похожие на ее родителей, чей союз обеспечивал если не гармонию, то по крайней мере стабильность. Также она видела девушек, обольщенных коварными ухажерами, и жен, оставленных мужьями, – несчастных женщин, сделавших неразумный выбор. Или хуже того – женщин, сексуальная распущенность которых стала известна обществу и привела их к публичной порке за блуд. Но почему одних только слухов о сексуальных связях достаточно, чтобы лишить девушку шансов на брак? А как быть с женщинами, родившими вне брака, которые вынуждены не только терпеть унижения, но и в одиночку растить детей? К матерям-одиночкам в те времена было мало сочувствия: считалось, что они бросают вызов общественной морали и, хуже того, приводят к тратам средств, собранных на благотворительность.
Все, что угрожало святости брака, считалось недопустимым. Измены, хотя и широко распространенные, яростно порицались духовенством всех направлений. Пуритане одинаково строго осуждали как женские, так и мужские измены, пытаясь поменять существовавшие веками двойные стандарты
[146]. Вообще говоря, женская измена служила поводом для расторжения брака (в то время как мужская – нет), а на короткий период с 1650 года она стала караться смертной казнью, хотя на практике эта мера применялась только дважды или трижды
[147]. Даже парам, разошедшимся не из‐за адюльтера, запрещалось долго жить раздельно. Пример тому – дело Хелен Диксон, которая отказалась последовать за мужем в «чужие края, где у нее нет ни единой знакомой души». Церковный суд в ультимативной форме потребовал от нее воссоединиться с супругом
[148]. Подобные назидательные истории заставляли молодых англичанок как следует подумать, прежде чем связать себя узами брака.
