Анна вышла замуж в 1628 году, когда ей было всего пятнадцать или шестнадцать лет. Ее брак считался очень ранним: средний возраст британской невесты составлял 24–25 лет. Саймон и Анна Брэдстрит, а также семья Дадли эмигрировали из Англии в Массачусетс в 1630 году. Они пересекли Атлантический океан на корабле «Арабелла», который был назван в честь давней подруги Анны, леди Арабеллы Джонсон, также эмигрировавшей со своим мужем. «Арабелла» в составе 11 кораблей доставила семьсот пассажиров на берега Массачусетса.
К эмиграции семьи Дадли и Брэдстрит вынудил рост антипуританских настроений при Якове I и Карле I. Вслед за пилигримами они считали Новый Свет райским местом, где они смогли бы свободно исповедовать свою религию и построить общество, которое бы соответствовало их представлению о Божьей воле.
Плавание «Арабеллы» продлилось десять недель. Для таких аристократов, как Дадли и Брэдстриты, путешествие в тесных, дурнопахнущих каютах, должно быть, было нелегким. Женщины и дети спали в отсеке между верхней палубой и крышей трюма, а мужчины в гамаках. Они питались солониной и рыбой с сухарями, единственным источником тепла была плита в камбузе. Большинство пассажиров страдали от холодных ветров, качки и морской болезни, однако единственным несчастьем на «Арабелле» стало то, что одна из путешественниц родила мертвого младенца. В июне они прибыли в Салем и обнаружили, что цивилизация там развита куда меньше, чем они ожидали
[157]. Многие переселенцы умерли в первые месяцы после прибытия, в их числе и леди Арабелла с мужем. Прежде чем наступила зима, Дадли и Брэдстриты перебрались в близлежащий Чарлстон, а в 1631 году – в Кембридж (который тогда назывался Ньютаун), где в конце десятилетия будет основан Гарвардский колледж.
Как и многим женам иммигрантов, которые прибывали в Америку начиная с XVII века, Анне Брэдстрит пришлось столкнуться с тяготами долгого путешествия и испытать шок разочарования по прибытии. Она, вероятно, переживала, могло ли место, оказавшее им такой безрадостный и скудный прием, стать новым домом для ее семьи. Позднее она писала: «Новый Свет и новые манеры, с которыми мне пришлось столкнуться, приводили меня в негодование»
[158]. И все же Анна находилась в более привилегированном положении, чем большинство иммигрантов: ее родители были богаты, с ней были ее родные, а ее муж стал влиятельной персоной в правительстве колонии Массачусетского залива
[159].
Беды, с которыми Анна столкнулась по прибытии, усугубились болезнью: свою «слабость, как при чахотке, и хромоту» она объясняла Божьим промыслом и считала, что такая кара послана ей в наущение
[160]. Все христиане, и в частности пуритане, считали болезни испытанием, посланным Богом. На долю Анны выпало множество таких испытаний.
Ко всем расстройствам прибавлялось еще и то, что в первые пять лет брака она не родила ребенка. Она вспоминала: «Богу было угодно, чтобы я долго не могла родить, и я скорбела о том, и возносила множество молитв, и проливала множество слез с мольбами о том, чтобы родить…»
[161]. Как для европейской, так и для американской замужней женщины не было более тяжкой ноши, чем бесплодие. Детей считали благословением Господним, и особенно его ждали в стране, где территории, чтобы «плодиться и размножаться», было предостаточно и где дети были одними из главных помощников в хозяйстве. Большинство замужних женщин стремились иметь много детей и часто рожали, в вопросах контрацепции полагаясь на возможности организма – например, на то, что в первые месяцы грудного вскармливания нельзя зачать. Анна могла покупать лекарства для увеличения фертильности у акушерки Джейн Хоукинс, работавшей в Бостоне в 1630‐е годы, или принимать напиток, приготовленный по популярному рецепту из измельченной сушеной бобровой струи, смешанной с вином, который, как верили, увеличивает вероятность зачатия
[162]. Она не оставила об этом воспоминаний.
Но в 1633 году Анна наконец смогла ощутить на себе все тяготы материнства, родив первенца, Сэмюэла. В период с 1633 по 1652 год она родила восьмерых детей – «восемь птиц в одном гнезде», как она пишет в одном из своих стихотворений
[163]. Четыре дочери и четыре сына дожили до взрослых лет. В те времена, когда до половины всех детей в семье могли умереть, не достигнув совершеннолетия, везение, выпавшее на долю Анны, могло служить очередным подтверждением благосклонности Господа.
Как и прочие матери-пуританки, Анна кормила детей грудью. В первой половине XVII века в Англии протестанты считали кормление грудью нездоровым и противоестественным, а многие обеспеченные женщины нанимали кормилиц. Пуританки и протестантки, напротив, считали вскармливание детей своим материнским долгом. Наши нынешние нравы кажутся более «пуританскими», если сравнить их с нравами тех времен, когда матери могли кормить детей грудью при гостях и непринужденно обсуждать это. Вот что писала Анна Брэдстрит: «Некоторых детей тяжело отлучать от груди, и даже если намазать сосок горькой мазью или горчицей, они либо сотрут ее, либо будут сосать ее вместе с молоком»
[164]. С помощью метафоры отлучения от груди она описывала некоторых христиан, которые «до того по-детски беспомощны, что до сих пор висят и сосут эти пустые груди», не желая перейти к «более серьезной пище» – то есть на более высокие ступени существования, – пока Бог не добавит горечи в их жизнь. В этом образе Анна Брэдстрит совмещает свой материнский опыт и протестантскую концепцию божественного порядка.
Пятая часть всех колонисток умирала при родах, и хотя Анна Брэдстрит радовалась каждому зачатому ребенку, она не могла не испытывать страха перед этим процессом
[165]. В «Стихах мужу накануне рождения одного из ее детей» она рассказывает об этих страхах:
Не угадать, когда придет черед
И смерть меня, любимый, заберет.
Но я хочу, прощаясь и любя,
Хотя б в стихе остаться для тебя:
Вдруг оборвется нить судьбы и я –
Вчера с тобой, а нынче – не твоя?
[166]Страхам Анны, о которых говорят эти строки, к счастью, не суждено было сбыться. В этом стихотворении она также называет свой брак «союзом любви, нежнейшей дружбы связью».
