В годы Революции жены следили за развитием событий не менее бдительно, чем мужчины. Они читали газеты и брошюры, были в курсе военных маневров и обсуждали политику как в своем кругу, так и вместе с мужчинами. Историк Мэри Бет Нортон охарактеризовала такой рост интереса к политике со стороны женщин как «знаменательную перемену»
[233].
Известно об активном участии жительниц Бостона в революционных событиях
[234]. Хотя они не могли непосредственно участвовать в заседаниях правительства – занимать должности или голосовать на городских собраниях, – они находили способы участвовать в политической жизни. В годы, предшествовавшие революционным событиям 1776 года, они были не просто наблюдательницами, но участницами восстаний и бойкотов, активно вставали на ту или иную сторону в таких исторических событиях, как Бостонская бойня, Бостонское чаепитие и осада Бостона.
Благодаря участию женщин удался торговый бойкот товаров из Великобритании. Уже в 1767 году инициативная группа женщин отказалась от покупки лент и других импортных изделий из ткани. Чтобы держать бойкот, они должны были сами производить ткань, что особенно тяжело давалось горожанкам, привыкшим покупать зарубежный текстиль. Женщины выражали патриотизм, собираясь вечерами вокруг прялок или жертвуя деньги от продажи шерсти на благотворительность.
В 1770 году таким коллективным действием стал бойкот чая. В феврале того же года газета Boston Evening Post сообщала, что «более 300 домохозяек, среди которых дамы, принадлежащие к самому высшему и влиятельному обществу» подписали петицию, призывающую отказаться от покупки чая
[235]. Как главные распорядительницы хозяйства, американские жены начали экономическую блокаду британцев еще за несколько лет до исторического Бостонского чаепития (акции протеста, состоявшейся в декабре 1773 года, когда мужчины забрались на британские корабли и сбросили в воду ящики с чаем).
В самом начале протестов, получивших название «Бостонское чаепитие», когда британские власти закрыли порт и ввели в Бостоне военное положение, женщины вместе с мужчинами сражались бок о бок. В толпе, мешавшей британским солдатам искать нелегальное оружие и проводить другие карательные операции, были и домохозяйки. А когда в апреле 1775 года войска противника подошли к Лексингтону и Бостон оказался в блокаде, жены-патриотки вместе с семьями покинули город, оставив в нем лоялистов.
Женщин, вынужденно покинувших осажденный Бостон весной 1775 года, поддерживали их соратницы по всему Массачусетсу. Беженцам, оказавшимся в Брейнтри, помогала Эбигейл Адамс, а ее подруга, поэтесса и писательница Мерси Отис Уоррен, из своего дома в Плимуте рассылала письма, стихи и пьесы с обращенными к женщинам призывами участвовать в патриотической деятельности.
Бостон стал городом, где пробудилось женское политическое самосознание, и вскоре женщины по всей стране последовали примеру его жительниц. Например, жительницы Коннектикута повели борьбу с торговцами, которые ради завышения цен создавали искусственный дефицит товара. Так, в Ист-Хартфорде два десятка женщин потребовали, чтобы их впустили в дом торговца, и обнаружили там потайные запасы сахара; взвесив его на собственных весах, они взяли столько, сколько было им нужно, и заплатили ту цену, которую считали справедливой и которая была куда ниже четырех долларов за фунт, требуемых женой торговца.
А вот как поступили женщины Филадельфии. В 1780 году они основали женское общество по содействию военным успехам. В брошюре организации, написанной Эстер Дебердт Рид, патриоток призывали отказаться от нарядной одежды и изысканных украшений и пожертвовать деньги на благо Революции. Известное как «подношение от дам», это приглашение имело мгновенный успех. В течение трех дней нашлись тридцать три женщины из Филадельфии, которые предложили женам губернаторов собрать пожертвования и выслать их Марте Вашингтон с тем, чтобы она впоследствии направила их войскам. Хотя ключевую роль отдавали женам чиновников, участвовать в акции от своего лица могли все женщины.
Устроительницы акции в Филадельфии разделили город на десять районов и в каждом назначили пару ответственных агитаторок. Среди самых известных женщин, принявших деятельное участие в акции, были Салли Маккин, жена пенсильванского председателя верховного суда, Джулия Стоктон Раш, жена Бенджамина Раша, и миссис Роберт Моррис (и Раш, и Моррис поставили свою подпись под Декларацией независимости). Эти женщины не считали ниже своего достоинства принимать помощь от сочувствующих любого социального статуса, даже от служанок. За месяц они собрали 300 000 континентальных долларов – эта сумма во временной бумажной валюте примерно была равна 7500 чеканным долларам.
В том же месяце газеты по всей стране напечатали обращение Эстер Рид. В Женскую ассоциацию вступили женщины из Нью-Джерси, Мэриленда и Виргинии, они тоже организовали сбор средств и собрали достаточно денег, чтобы приобрести качественную ткань и выткать тысячу рубашек для солдат. Сам генерал Вашингтон похвалил такую форму проявления «женского патриотизма», и многие жены почувствовали, что вносят свой посильный вклад в победу в войне.
Жены лоялистов не ощущали такого подъема духа. Они подвергались нападкам со стороны патриотично настроенных соседей, а порой дело доходило и до рукоприкладства. В 1775 году одна женщина из Массачусетса выразила свою гражданскую позицию, назвав сына в честь британского военнокомандующего; толпа женщин ворвалась к ней в дом и едва не вываляла мать и дитя в дегте и перьях. Женская дружба неизбежно рушилась из‐за разницы во взглядах. По вине политических убеждений распадались даже некоторые браки. Например, благополучная жительница Филадельфии Элизабет Грэм порвала со своим мужем-шотландцем Генри Фергюсоном, однако это не спасло ее от того, что правительство Пенсильвании конфисковало ее имущество из‐за мужней преданности короне.
Еще одна влиятельная жена лоялиста, Грейс Горуден Галлоуэй, осталась в Филадельфии даже тогда, когда ее муж и дочери отбыли в оккупированный британскими войсками Нью-Йорк. Грейс пыталась дать понять, что не разделяет взгляды мужа, и сохранить недвижимость, доставшуюся ей от отца, чтобы затем передать ее по наследству дочерям, однако ей это не удалось. В конце концов она потеряла и свой особняк в Филадельфии, и все семейные сбережения и в 1781 году умерла, уязвленная тем, что наследство, оставленное ее отцом, должно было искупать поступок ее мужа, а ее собственные взгляды во внимание не принимались
[236].
