Юноша, в семнадцать лет покинувший Швейцарию ради того, чтобы наладить ферму в Миннесоте, спустя несколько лет отправил на родину письмо с просьбой как можно скорее прислать ему жену. Ей следовало быть выносливой и знать, как ухаживать за коровами, свиньями и курами, следить за бревенчатым домом, который он построил, пока он сам будет занят «мужской работой». Еще два года он переписывался с женщиной, которую выбрали ему его родители, и впервые встретился с невестой в Сент-Поле 4 июня 1858 года. Девушке пришлось преодолеть путь длиной в пять тысяч миль. На следующий же день они сочетались браком
[353].
На письма одиноких покорителей Запада отвечали тысячи женщин, но немногие могли похвастать такой решимостью, как одна женщина с востока, которая в 1860 году разместила в газете города Ватерлоо, Айова, следующее объявление:
Девушка, проживающая в одном из городков в сердце штата Нью-Йорк, желает вступить в переписку с юношей с Запада с намерением впоследствии выйти за него замуж. ‹…› Ей 24 года, она порядочная, однако ее не назовешь красоткой; у нее добрый нрав, отменное здоровье, она неплохо образована и посвящена в таинства домашнего труда
[354].
Вероятно, хорошие навыки ведения домашнего хозяйства должны были компенсировать недостатки внешности.
Брошюры, призывавшие переселяться в отдаленные места на западе страны, ориентировались и на женскую аудиторию. В одной из таких брошюр отмечалось: «По законам Айовы в части владения и использования собственности не делается никаких различий между мужем и женой. В случае смерти мужа треть его недвижимости переходит жене, и она может распоряжаться ею по своему усмотрению»
[355]. Брошюра была выпущена в 1870 году (тогда же, когда в Великобритании издали Акт об имуществе замужних женщин) и отразила последние изменения в законодательстве, которые уравнивали женщин и мужчин в праве на владение собственностью. Такой закон принимал штат за штатом, и брошюра очевидно обращалась к женщинам, знакомым с последними законодательными инициативами. Однако традиционное представление о том, что вдова может претендовать лишь на треть семейного имущества, еще не ушло в прошлое.
Независимо от того, в какой местности они селились, многие женщины были поражены тяжелыми условиями, в которых им предстояло жить. Вероятно, с этими жалобами одной из поселенок Иллинойса согласились бы многие ее современницы: «Когда мы прибыли на свою новую землю, в землю обетованную, мы испытали разочарование и тоску по дому, но мы уже сделали первый шаг и теперь должны были создать все возможные удобства»
[356]. Переселенцам приходилось часто менять временное жилище, они жили в крытых повозках, палатках, шалашах, хижинах, землянках; на них обрушивались песчаные бури, проливные дожди, циклоны, наводнения, саранча; им приходилось существовать в грязи; на них нападали змеи, койоты, волки и медведи; они жили в постоянном страхе нападения индейцев и белых головорезов; в их краях не было церквей, школ и других признаков цивилизации – вот лишь самый короткий перечень тех невзгод, о которых рассказывали переселенки. Очень немногие были довольны своим новым жилищем. Керри Лассел Детрик вспоминала отчаяние своей матери, когда та увидела их первый дом в Канзасе: «Когда наша крытая повозка остановилась перед дверью крошечного дома, сделанного из дерна, отец помог матери спуститься, и я не забуду то выражение лица, с которым она озирала это убогое хозяйство. Затем она обвила руками его шею и разрыдалась – это был единственный раз на моей памяти, когда она дала волю отчаянию»
[357].
Почему же вообще эти женщины покидали свое привычное окружение, оставляли семью и друзей, предпочитали неизвестность стабильной и привычной жизни? Ответ очень прост – в большинстве случаев они делали это не по собственной воле. Решение о переезде принимали их мужья. Поскольку муж по закону мог определять, где будет жить его семья, жена не могла отказаться последовать за ним, особенно когда муж апеллировал к экономической выгоде.
Мэри Джейн Хейден вспоминала, как, воодушевленный новостью о золотых приисках Калифорнии, ее муж единолично принял решение о том, что отправится туда в компании мужчин из Новой Англии. Когда она спросила, что тот собирается делать с ней и их двухмесячным младенцем, он ответил: «Будешь жить у матери до моего возвращения». Сперва повисло молчание, а потом миссис Хейден «с сердцем, обливающимся кровью» не сдержалась:
Я сказала: «Мы поженились, чтобы жить вместе ‹…› и я хочу следовать за тобой хоть на край света, где, как ты считаешь, тебя ждет удача. Ты, конечно, волен отправиться туда, куда мне вход закрыт, но в таком случае можешь не возвращаться, потому что для меня ты умер».
Он ответил: «Что ж, если ты так считаешь, я не поеду». Ни слова не было сказано в злобе, ведь за те два года, что мы прожили вместе, мы вообще ни разу не поссорились. Было решено, что на следующий год мы вместе отправимся на золотые прииски Калифорнии
[358].
Миссис Кэтон встретила единоличное решение мужа переехать в Канзас в 1879 году со сходными эмоциями: «Мое воображение рисовало разруху, рыскающих головорезов и гуляющий ветер. В отличие от мужа, я не могла поверить, что этот край когда-нибудь станет процветающим, но голос мужчины возобладал»
[359].
В стихотворении «По земле 1852» показывается такой распространенный спор между мужем и женой:
Ему на Запад путь лежал,
Он был не домосед,
Как раз не вызрел у нас урожай,
И денег почти что нет.
Рыдала я и падала
С мольбой к его ногам,
Но он сказал: идем все равно,
Когда изнурительное путешествие завершалось и семья получала какое-никакое пристанище, начиналась борьба за существование, в которой участвовали оба супруга. Им не на кого было рассчитывать, кроме самих себя, и потому строгое разделение труда на «мужской» и «женский» было немыслимо. Жены зачастую вынуждены были участвовать в традиционно мужских видах работ, таких как посадки, сбор урожая, выпас скота, и даже в охоте, – что, вероятно, способствовало установлению более равноправных отношений между супругами. Но по большей части жены занимались домашними делами, которые мало различались в зависимости от территории: готовкой, шитьем, штопкой, стиркой и глажкой, наведением чистоты и украшением дома с учетом скудных средств. Уцененное кресло-качалка или деревянная коробочка для чая могли стать украшением интерьера. И почти всегда женщина либо кормила грудью, либо вынашивала ребенка.
