Тут у меня пиликает телефон, и я вижу сообщение от Егора.
– Егор пишет, что горло очень сушит, – говорю Глебу Викторовичу. – Ему уже можно воду?
– Это нормально после процедуры. Воду можно. Только не холодную и по паре глотков. Возьми мягкую трубочку, чтоб удобнее было.
Затем поворачивается к медсестре. Та уже обработала швы и сменила повязку, и теперь с нежностью смотрит на Егора.
– Ирочка, трубку из стомы убрать, и катетер – тоже. Теперь он может справляться сам. Ну ладно, поправляйтесь! Ксюша, если будут вопросы, ты знаешь, где меня найти.
* * *
Наконец, мой доктор ушел и оставил Ксюшу в покое. Медсестра медленно вытаскивает из моего живота какую-то трубку, и это жуть как неприятно. Вот ведь урод! Так явно заигрывал с моей девочкой, и не постеснялся даже меня и медсестру. А она так простодушно ему улыбалась, будто совсем не видит мужского интереса с его стороны.
Вдруг с меня сдергивают одеяло, и я понимаю, что за этим последует. Будет убирать катетер. Сжимаю зубы. Я ведь лежу голый, и сейчас сразу две девушки смотрят на мой вялый член, из которого торчит мерзкая пожелтевшая трубка. Ладно, медсестра, ей это не впервые. Но я не хочу, чтобы видела Ксюша. Чуть поворачиваю голову и смотрю на нее. Она замечает мой взгляд и смущенно отводит глаза. Затем отворачивается к окну и обхватывает себя руками.
Внутренне кривлюсь от того, что меня там чересчур активно трогают чужие женские руки. Ирочка вытаскивает катетер и не спешит выпускать меня из теплых ладоней. Неприятно и стыдно, но против природы не попрешь, и мой член слегка подрагивает, наливаясь силой. Ирочка поднимает триумфальный взгляд на меня, а потом переводит его на Ксюшу. Я внутренне молюсь, чтобы она не вздумала сейчас повернуться и эта стерва ничего ей не сказала. Подождав немного, медсестра недовольно поджимает губы и возвращает взгляд на меня. Замечает, что результат её усилий уже пропал. Недовольно фыркнув, закрывает меня одеялом и уходит, громко хлопнув дверью.
Ксюша сразу подходит ко мне и присаживается на край кровати.
– Егор, нам нужно кое-что обсудить, – мягко говорит она. – Я знаю, что тебе будет неловко, но ты должен понять, что это нормально. Когда я согласилась ухаживать за тобой, я прекрасно понимала, что мне предстоит не только развлекать тебя разговорами и кормить бульоном, но и выносить утку, обмывать тебя, а потом еще и обрабатывать швы. Я ко всему этому готова и не вижу ничего постыдного или неприятного. Так что давай договоримся, что ты не будешь меня стесняться и терпеть, и будешь сразу сообщать, если тебе что-то будет нужно.
Я понимаю, о чем она говорит. Естественные потребности нужно справлять и без её помощи мне действительно пока не обойтись. Моргаю, признавая её правоту.
– Вот и отлично, – улыбается Ксюша. – Пойду, достану тебе трубочку, и попробуем попить воды.
* * *
Звонит мой телефон, и я хмурюсь на незнакомый номер. Подумав, все же беру трубку:
– Алло.
– Аллё, Ксюша? Ксюша, это ты? – слышу какой-то смутно знакомый мужской голос.
– Да. Кто это?
– Ксюша, это твой папа. Николай Михеев. Ты, наверное, уже не помнишь меня…
– Нет, не помню, – зачем-то вру я. – Откуда у вас мой номер? – замечаю, что Егор поворачивает ко мне голову и обеспокоенно хмурится.
– Ксюша, я сейчас в Дивногорске, у друга. Пришел на нашу квартиру, а там люди чужие живут. Дали мне твой телефон. Пожалуйста, дочка, давай встретимся?
– Зачем? – как-то отстраненно спрашиваю я.
– Я… я… хочу поговорить. Понял вдруг, что никого роднее тебя у меня не осталось. Пожалуйста, Ксюша, дай мне хотя бы увидеть тебя.
Смотрю на Егора и кусаю губы. Не могу решить, что ответить этому человеку.
– Я в Москве сейчас. Когда вернусь, не знаю, – наконец отвечаю ему, надеясь потянуть время до встречи.
– Так это же замечательно! – радостно говорит он. – Я ведь живу в Москве. А в Дивногорск специально приехал, чтобы тебя увидеть. Я завтра же вернусь! Так ты согласна встретиться со мной?
И столько надежды в голосе. Вот же блин! Мне сейчас вообще не до него.
– Я не знаю, когда смогу.
– Ксюшенька, я приеду, куда скажешь. Пожалуйста, хотя бы пятнадцать минут, я большего не прошу.
– Хорошо. Позвоните мне, как будете готовы. Мне надо идти. До свиданья.
Нажимаю отбой и несколько секунд смотрю на экран. Выбираю «Сохранить номер» и подписываю – «Папа».
* * *
Отворачивается к окну и обнимает себя за плечи. А я с ума схожу от беспокойства. Кто этот мужчина, который ей звонил? Что её так расстроило? Спустя минуту слышу тихие всхлипывания. Пишу ей сообщение, но она даже не смотрит на телефон. Продолжает плакать, вздрагивая всем телом. А я не могу на это смотреть. Хочется подойти к ней и обнять, прижать к себе крепко-крепко и пообещать, что никому не позволю её обидеть. Ха, как будто я сейчас хоть что-то могу.
«Милая, кто это был?» – снова пишу ей.
Наконец, замечает и поворачивается ко мне, вытирая слезы.
– Это мой папа, – тихо говорит мне и садится на край кровати. – Появился спустя столько лет и хочет встретиться… Оказывается, я помню его голос…
Чувствую такую боль в её голосе. Девочка моя, ну это же хорошо, что он появился. Дай ему шанс! Глажу её по щеке, и она трется о мою ладонь.
– Я тоже хочу его увидеть, – шепчет мне со слезами на глазах. – Я так скучала…
Беру телефон и пишу Ксюше:
«Я вырос в детдоме. Родителей никогда не знал. Но если бы был шанс сейчас увидеть их, я бы забыл все обиды и побежал к ним».
Смотрит на меня и кивает. А потом вдруг спрашивает:
– А как ты стал звездой?
«В универе на вечеринке пел под гитару. Меня заметила дочка Шепелева. Показала отцу – и понеслось»
«Теперь ты тоже знаешь обо мне немножко больше»
Ксюша улыбается мне и больше не плачет.
Ну и правильно, девочка моя. Просто иди вперед и не трать время на старые обиды.
А вечером мы пили бульон. Тоже из мягкой трубочки, как и воду, которую Ксюша давала мне каждые полчаса по глоточку. Она принесла бульон в кружке и сначала попробовала сама.
– Ну и гадость, – расстроено сморщила носик девушка. – Прости, но тебе придется это выпить.
Да мне хотя бы что-то! Почему-то сегодня целый день жутко хотел есть. Ксюше приносили и завтрак, и обед, и даже запеканку на полдник. Так пахло по всей палате, что я не успевал глотать слюнки. Глотать было больно, но я ей не признавался. Пусть кушает спокойно, она и так слишком худенькая. Наконец, дождался вечера. Теперь мне официально, доктором, разрешен бульон, и я с радостью выпью его весь!
М-да… погорячился. Эту несоленую, жирную, еле тепленькую жижу глотать еще тяжелее. Все же делаю над собой усилие. Ради моей девочки. Я должен скорее поправиться, а для этого нужно есть всё, что мне дают.
