– Если меня Стасик увидит вместе с вами здесь, будет скандал.
– Поэтому сиди тихо и не высовывайся! – приказал Петр, отодвигая девушку от двери. – Главное, не мешай. Тут затевается нечто… непонятное.
– Праздник как праздник, – недоверчиво хмыкнула она, неохотно отходя от двери. – Я из-за вас могу влипнуть. Мне скандалы не нужны!
В памяти Петра невольно всплыла фраза, брошенная совсем недавно Ингой. Той не нужны были сплетни, этой – скандалы. Какие рациональные женщины в медицине работают, однако!
– Они никому не нужны, – пожал он плечами. – Но иногда случаются, без них скучновато, вы не находите?
– Хватит философствовать! Выпустите меня, слышите…
Ответить Петр не успел, так как в коридоре Лунегов догнал Буйкевича, развернул его к себе и жестко сказал:
– Зря ты в прошлый раз это сделал. Думаю, пожалеешь еще не раз и не два… Ты раскрыт, по-моему.
В эти минуты Макс особенно напоминал Петру известного барда. Горячий, азартный, бескомпромиссный, казалось, дай ему сейчас в руки гитару – и все услышат: «Надежды маленький оркестрик под управлением любви…»
Стас, оказавшись лицом к лицу с Лунеговым, удивленно вскинул брови и развел руками:
– Ни хрена себе! Максимка? Тебе, вообще, что здесь надо? Не тебе решать, что я должен делать и как… Или забыл свои долги? А это… – Петр видел, как Буйкевич мечтательно поднял глаза в потолок, улыбнулся. – Это было давно – целый год прошел. Кто старое помянет… Сам знаешь… По-моему, все получилось достаточно эффектно, стильно, и никто ничего не заметил. Мне приятно вспоминать такое. Тебе – нет, я понимаю…
– Если я заметил, то и другие могли заметить, тем более – она.
Стас резко оттолкнул Лунегова, тот едва удержался на ногах.
– Заткнись, тебе не ясно? Не пори горячку! Ты будешь молчать – все будет о’кей, а проболтаешься – сам знаешь…
В этот миг Петр почувствовал, что его кто-то треплет по плечу. Оказывается, уже какое-то время Анжела пыталась оттолкнуть его от двери.
– Пора спускаться, пауза затянулась! Вам не кажется?
– Сейчас, – отмахнувшись, как от назойливой мухи, он бросил на Анжелу короткий взгляд. – Путь освободится, и мы спустимся.
Когда он снова прильнул к щелке, то коридор уже был пустым. Куда делись двое участников недавней перепалки, он не заметил. Однако сообщать об этом Монро он не стал:
– Ты пришла сюда водички попить? – повернувшись к ней, придирчиво поинтересовался Фролов. – Только за этим?
– Ага, жажда замучила, – кивнула она, пытаясь отодвинуть его от двери. – Давайте освободим комнату, а то мы оба рискуем, и достаточно серьезно. Неужели непонятно?!
– Но ведь на столах полно минералки, морс из клюквы, наконец. У тебя здесь какая-то особая вода?
Вздохнув, она встала перед ним, уперев руки в бока, – возмущенная, агрессивная. Он невольно залюбовался ею. От того испуга, что вспыхнул в ее глазах несколько минут назад, когда он столь бесцеремонно вломился к ней, не осталось и следа.
«М-да, настоящая куколка, – прозвучало отчетливо в мозгу. – Золотистые волосы, крохотный вздернутый носик, губки – вишневым бутончиком, а уж глаза… Кажется, такой цвет называется бирюзовым. Чувствует девица, что ей многое прощается, и беззастенчиво пользуется этим. Еще вчера – маменькина дочь, а сегодня – капризнейшее создание, проклятие мужиков. Хозяйка из нее, скорее всего, никакая. Ей бы за конспектами сидеть, сессии сдавать… В вузах, где профессура – в основном мужики. За десять лет докторскую бы защитила. Барби, одно слово… Кажется, сейчас зайдет за ширму, снимет халатик, начнет примерять одно, другое, третье…»
– Хватит на меня пялиться! – истерично крикнула Монро. Потом, испугавшись собственного крика, продолжила мягче: – Это в кайф, я понимаю, но…
Петр махнул рукой, дескать, так и быть. Повернулся, осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор, осмотрелся и тихо прошептал:
– Путь свободен.
Одно с другим не стыкуется
Когда они с Монро с разницей в одну минуту вернулись в кают-компанию, то застали там странную картину. Стас Буйкевич читал стихи, как понял Петр, собственного сочинения:
И все же выше голову, коллеги!
За альма-матер самый первый тост!
Ведь кто-то должен в наступившем веке
Гадюке-СПИДу наступить на хвост!
На поэта обрушился гром аплодисментов, а немного смущенный Буйкевич продемонстрировал всем небольшую книжку с ярко-малиновой обложкой:
– Друзья, вы не поверите, в издательстве «Трость» у меня неделю назад вышел сборник стихов «Капризы погоды, капризы любви». Все желающие могут приобрести его с автографом автора, подходите, не стесняйтесь. Стихи посвящены медицине, дежурствам, нашим будням. Профессии, короче…
Народ кинулся приобретать книги, а до ушей Петра донеслась едкая фраза:
– Тоже мне, автограф-сессию устроил. Капризуля, блин. Хотя, может, оно и к лучшему. Авось, не заметит отсутствия своей благоверной.
Петр не сразу понял, что голос принадлежал его бывшей жене. Ну, Эллочка… Ничего от нее не ускользает!
Он смотрел на то, как Стас подписывает свои книги, и не мог понять: тот ли это Ковбой, что каких-то пять минут назад разговаривал непонятно о чем с Лунеговым на втором этаже турбазы. Одно с другим никак не стыковалось: там – цинизм, открытое пренебрежение; здесь – высокая поэзия. Неужели перед ним один и тот же человек, не показалось ли ему там, сквозь щелку? Мог запросто ошибиться.
Что-то в этой поэтической идиллии было не так, что-то никак не клеилось с остальным, выпирало, а Петр не мог понять – что. Ковбой тем временем был поглощен раздачей автографов.
– Удивлен? – раздалось совсем рядом.
Петр вздрогнул, повернулся и увидел черные кудри Лунегова. Оказывается, лишь они вдвоем с патологоанатомом не стремились заполучить автограф поэта. Все остальные – даже скептически настроенная Элла – выстроились в очередь.
Макс держал в руке две наполненные стопки:
– Он такой у нас во время операций бывает, матом хирургов кроет, а потом – рифма за рифмой, глядишь, на книжку и насочинял. Выпьем, Петро…
– Ну, раз ты настаиваешь, – Фролов взял предложенную стопку. – Хотя еще час назад мы не были знакомы.
– Я тебя знаю, Элла много рассказывала. Я – Макс, приехал самый последний, если ты помнишь.
«И жену мою подвез заодно», – хотел добавить Петр, но вспомнил только что увиденное на втором этаже и произнес:
– Что она еще про меня… тебе? – он застыл со стопкой, которую хотел уже опрокинуть в рот. – Мне очень интересно.
– Расслабься, – Лунегов выпил, как бы показывая пример, смачно крякнул, схватил со стола ломтик черного хлеба, зажевал. – Ничего такого у нас нет. Мы – просто коллеги.
