– Что?! – Петр схватил уролога за майку, в которой тот был, и закричал, не обращая внимания на все предупреждения Сбитнева: – Повтори! Повтори, что ты сказал!
Тот без труда высвободился из рук Петра и зажал ему рот:
– Я же сказал, без рефлексов!
От ладони, зажавшей рот Петру, почему-то пахло гипсом. Словно уролог только что занимался не свойственным ему делом – гипсовой иммобилизацией переломанных конечностей.
Когда доктор немного вышел из шока, они направились в комнату Инги, которую, насколько Петр помнил, она делила с Олесей Пресницкой.
– Я решил ее наказать, понимаешь… За вчерашние слова… Ну, ты помнишь нашу перепалку насчет вегетарианства и прочей ерунды… Как когда-то в лагере, хотел вымазать ее зубной пастой. Прикольно бы получилось.
– Ты ничего лучше не придумал? – строго спросил Петр, останавливаясь возле комнаты Инги. – Все еще детство в заднице играет?
– Ну, извини, хотел отомстить, если хочешь. Это наш с ней блудняк, ты в него не лезь… Кстати! – уролог взглянул на дверь, которую Петр собирался открыть. – Инги там нет, ее труп лежит в другой комнате.
Петра передернуло от услышанного, он застыл на мгновение, не зная, что ему дальше делать.
– И где же… эта комната? Ведь Инга здесь поселилась вместе с Олесей Пресницкой, так? Говори, не тяни!
– Я тоже так сначала подумал, но, когда подходил, наткнулся на Пресницкую, она и сказала мне, что Инга в этой комнате не ночевала. Я потом заглянул для полного спокойствия, уточнил. Пойдем, мне Пресницкая показала, где…
– Так, может, ты ее и того? – предположил Петр, направляясь за урологом. – Вы вчера шикарно лаялись за столом, многие это слышали. Мне было бы обидно, окажись я на твоем месте.
Уролог остановился, Петр чуть не налетел на него.
– Это что, шутка такая? Я смеяться должен?
– Не должен, – уточнил Петр. – Задуматься ты должен. Ладно, давай, показывай, где ты ее обнаружил.
Уролог усмехнулся одной половиной лица:
– Хе, я уже начинаю жалеть, что тебя разбудил. Надо было идти досматривать сон. Пусть бы другой кто-нибудь потом на нее наткнулся.
– Кстати, почему тебе не спалось? Вся турбаза дрыхнет так, словно наглоталась барбитуратов, а ты перед рассветом бродишь, пастой мажешь коллег… Ты – сомнамбула?
– Да сосед мой всю ночь шастал. Он странный, ты сам знаешь, – поморщился Энтони, вспоминая Цитрусова. – Все дела какие-то у него. То придет, то уйдет. А я сплю чутко… Вот и решил, что зря такое утро терять. Дай-ка подшучу, пока у всех крепкий сон.
Они медленно, стараясь не шуметь, поднялись на второй этаж. Сбитнев впереди двигался практически бесшумно, несмотря на внушительный вес.
Когда вошли в комнату Инги, рассвет в окне уже неплохо прорисовывал детали, от которых становилось не по себе. Одна из коек была застелена, на другой лежало накрытое простыней женское тело.
«Почему ты подумал, что тело женское, дружище? – поймал себя на мысли Петр. – Ведь простыня скрывает все… Или почти все!»
Он словно окаменел – не мог пошевелиться. Так стоял минуту, вторую… Пока Сбитнев не понял, что надо взять инициативу на себя. Уверенно обошел коллегу, одним движением сорвал простыню.
Увидев то, что было под простыней, Петр вскрикнул и зажмурился. Ему показалось, что зажмуриться недостаточно – изображение проникает сквозь веки, заставляя созерцать эту жуть в свете утренних лучей. Он закрылся руками, отвернулся, но и это не спасло: увиденное стояло перед глазами, словно успело отпечататься на сетчатке.
Пришлось повернуться и посмотреть еще раз.
Энтони не обманул: это была Инга. Серые глаза смотрели в потолок, гримаса обезображивала синюшное лицо, толстые губы были приоткрыты, между ними виднелся язык. Как будто женщина перед смертью решила подразнить убийцу.
Желудок Петра сократился, рвотная волна пошла вверх, доктор согнулся в три погибели… Сбитнев понимающе смотрел на его конвульсии, молча перетаптываясь с ноги на ногу.
Первое, что бросалось в глаза – зловещая, абсурдная пионерская атрибутика. Красный галстук на шее и пионерские значки, безжалостно приколотые к соскам. Яркий галстук и выбежавшая кровь на ареолах сосков вносили оттенок какой-то зловещей клоунады, как в американских фильмах ужасов, где маньяки наряжались клоунами.
Левая рука держала раскрытый сборник Буйкевича, словно Инга читала его перед смертью. Согнутая в локте правая рука лежала на груди, в пальцах виднелось что-то непонятное.
– Смотри, она словно прикрывает грудь, – высказал предположение Антон, на что Петр отрицательно покачал головой:
– А по-моему, не прикрывает. Думаю, убийца хотел, чтобы она отдавала нам пионерский салют. Представляешь картину: читает книгу и отдает салют… Просто окоченение в мышцах только-только начало развиваться, и рука опустилась под собственной тяжестью, этого убийца учесть не мог… Или…
Петр взял ладонь покойницы, разогнул пальцы, нашел несколько волос, поднял, посмотрел на свет.
В этот момент дверь комнаты резко заскрипела и захлопнулась. Оба непроизвольно вскрикнули, отпрянув от трупа.
– Кто это?! – Сбитнев рванулся к двери, выглянул наружу, прислушался. Потом вернулся в комнату. – Никого… Но это не сквозняк, точно! Это человек!
– Возможно, кто-то хочет нас отсюда выкурить, – продолжая невозмутимо рассматривать волосы Инги на просвет, произнес Петр. – У меня такое впечатление, что здесь… незаконченная картина. Мы нагрянули слишком рано. Кто-то хотел, чтобы мертвая Инга отдавала салют, но у него не получилось, он зачем-то вышел, а тут мы… Вмешиваемся.
– Салют? – Сбитнев сморщился так, что его лысая голова стала походить на гнилую очищенную картофелину. – Дурость какая! Зачем это нужно? Кому? Что за идиотизм!
– Это не идиотизм, а послание, чтобы мы голову поломали, – буркнул Петр, перебирая волосы Инги в своих пальцах. – Он привязал ее кисть к волосам, чтобы рука застыла в салюте, видишь, за большой палец.
– Почему тогда волосы развязались?
– Или… ему кто-то помешал, – закончил свою мысль Петр. – Возможно, ты с зубной пастой. Или он захотел куда-то сходить, что-то принести. Это я и хотел сказать. Такая вот зловещая инсценировка.
– Обрати внимание, – рука Сбитнева потянулась к книжке Буйкевича, но Петр схватился за нее, словно тот мог порвать натянутую нить мины-растяжки, и тогда здание турбазы взлетело бы на воздух.
– Не трогай ничего. На что обратить внимание?
– Ему, значит, можно трогать, – обиженно промямлил уролог, – а мне нельзя. Книжка-то вверх ногами!
Петр присмотрелся к тексту, потом поднял глаза на Сбитнева:
– Точно! Чем не Агата Кристи? Что этим хотел сказать убийца?
– У меня сейчас голова треснет от напряга! Спроси что попроще.
