– Что? Ингу того? Гонишь! А мы дрыхли без задних ног, – икнув, сообщил Стас, повторно потянувшись к графину. Фролову при этом бросилась в глаза его левая локтевая ямка, где красовался четкий кровоподтек.
– Ничего не помнит, бедолага, – усмехнулась Анжела, с презрением глядя на любовника. – Я же говорю, уснули уже под утро. Он – первый, я – чуть позже.
– У-у-у… Как башка кружится! – Буйкевич сжал себе виски. – Словно в невесомости плыву. Блин…
Петр повернулся к девушке:
– Анжел, не могла бы ты оставить нас наедине?
– Вы оба с Гжелкой шли бы отсюда! – заревел по-бычьи Стас. – «Не могли бы меня оставить одного»… На фиг! Не до вопросов мне сейчас! Заколебали! Я что, так вчера напился?
Анжела тем временем молча направилась к двери. Петр потянулся к левой локтевой ямке Буйкевича. Свежий след не оставлял никаких сомнений: в вену травматолога недавно входила игла.
Взгляд Петра зацепился за пустой граненый стакан на тумбочке. Он взял его и осторожно принялся рассматривать на свет.
– Стакан как стакан, – заметила Монро от двери. – Когда вселились, стоял с графином на тумбочке. Этот… с вечера много пил – вот и подумал, что водка, а там вода простая. Я таблетку запивала.
– Какую, можно спросить?
– От головной боли. Она и сейчас не успокоилась. Я головную боль имею в виду.
Сыщик нагнулся, фактически лег на пол, чтобы заглянуть под кровать. Хотя вряд ли тот, кто делал Буйкевичу инъекцию, забросил туда шприц. Скорее всего, унес такую улику с собой.
Однако кое-что сыщик под кроватью все же обнаружил – вырванный из блокнота листок в клетку, чистый с обеих сторон.
Когда Петр поднялся, Анжела все еще стояла в дверях. Увидев листок, она взмахнула руками, дескать, тоже мне улика!
– Кстати, Анжел, раз уж вы здесь, – решил уточнить Петр, ища глазами блокнот, из которого мог быть вырван листок. – Кто Стасу ночью в вену вкалывался, не подскажете? Свежий след от инъекции у парня, сами можете посмотреть.
– Впервые вижу и слышу, – отреагировала Монро, выходя из комнаты. – Точно – не я. Кто – не знаю.
Так и не найдя блокнота в комнате, Петр был вынужден положить найденный листок на тумбочку.
– Да пошли вы все!
С этими словами Стас попытался встать. Сыщику тотчас бросились в глаза кровавые разводы на смятой простыне, на которой до этого сидел травматолог.
Он мгновенно подскочил, оттолкнул Буйкевича:
– Это что? Было изнасилование? – крикнул осуждающе, словно в суде. – Лишение девственности? Дефлорация, говоря по-научному?
– Боже мой! – из коридора, как фурия, влетела Анжела, схватила окровавленную простыню и заорала: – Никогда не думала, что до такого дойдет. Такой позор! Позорище! А еще доктор! Мужики они и есть мужики… Хоть медицинский вуз окончат, хоть отработают пятнадцать лет после него врачами… Ничего в их мозгах не поменяется. Ну и ну! Что такое месячные, тебе известно? Это не твое собачье дело! Пришел тут, копаешься в нашем белье, какое ты имеешь право?
Она резко запихнула простыню со следами крови под кровать, при этом смахнув с тумбочки банку кофе вместе с граненым стаканом. К счастью, те упали на ковровую дорожку и не разбились. Монро схватила подушку и замахнулась на Петра, тот кое-как успел уклониться от летевшего в него «снаряда».
Минутой позже доктор брел по коридору, не замечая, что проходит мимо распахнутой двери в кают-компанию.
В комнате Буйкевича и Гридиной его внимание привлекли четыре вещи: след инъекции в локтевой ямке травматолога, пустой граненый стакан, чистый лист под кроватью и, естественно, кровавые следы на простыне.
Еще одна мелочь – банка кофе. Как кофеман со стажем, сыщик отметил про себя: кофе не растворимый – как из турки, можно сразу в чашку. Классный кофе, короче.
Смущало и состояние самого Буйкевича. Он производил реальное впечатление больного, только что вышедшего из наркоза. Так сымитировать пробуждение не просто – по плечу лишь большим талантам.
Впрочем, свою талантливость Стас вчера продемонстрировал, удивив всех своими стихами.
Что касается ночи, то Петру показалось, что Стас мертвецки спал, причем уснуть ему помогли. Как с этим связать недвусмысленные намеки его любовницы, что они чуть не до утра занимались сексом?
Возможно, сначала занимались, но потом кто-то сделал Стасу инъекцию снотворного, и поэт вырубился. Зачем, спрашивается? Мог оказаться ненужным свидетелем? Чего именно?
Петр дошел до конца коридора, повернул обратно.
Он бы не смог точно сказать, чем ему не понравился граненый стакан на тумбочке. Но что-то в нем было необычное. Вряд ли страдающий сушняком Стас стал бы наливать в него из графина воду. Из горла – оно как-то надежней. Хотя, черт его знает.
Анжела запивала таблетку. Вода в стакане осталась, Стас потом допил, но что-то ему в той воде не понравилось…
И уж совсем никуда не вписывались кровавые следы на простыне. Очень сомнительно, что Монро стала бы заниматься сексом во время месячных. Но даже если бы и стала, то «после того как» непременно уничтожила бы все следы, как это сделала только что.
Она же спокойно взяла графин и отправилась за водой. Реакция с криками и запущенной подушкой выглядит немного запоздалой.
Нет, что-то тут не так.
Кирпич в огород Хозяйки
Проходя мимо кают-компании, Петр увидел за столом Стаса Буйкевича с Монро и понял, что бродить по коридору туда-сюда дальше не стоит. Желудок давно напоминал ему, что напряженная умственная деятельность требует калорийной подпитки.
Сказать, что за завтраком витала мрачная атмосфера – все равно, что ничего не сказать. Убийца физически находился за одним столом со своими жертвами, наблюдал за ними и посмеивался. От него струился неясный холод, который пробирался в сердце и леденил всех присутствующих.
Петр уселся за столик рядом с Эллой:
– Не хватает только кутьи. Все остальное – я имею в виду мрачные лица, плаксивые речи, соболезнования близким – не только в наличии, но даже в избытке.
Петр нахмурил брови, чтобы как-то урезонить бьющую через край неуместную иронию супруги, но тут над столами прозвучало:
– Друзья мои, – Лунегов поднялся с рюмкой водки в руке. – У нас – горе. В эту ночь нас постигла большая утрата. Двое из нашего, не побоюсь этого слова, спаянного коллектива были найдены убитыми. Диагноз насильственной смерти не вызывает никаких сомнений. Предлагаю выпить стоя и не чокаясь. Светлая память Инге и Валерию. Мы их никогда не забудем, они навсегда останутся нашими коллегами… и пусть…
Неожиданно в кают-компанию с полным стаканом морса стремительно вошла Хозяйка турбазы и, всхлипывая, перебила говорившего:
